– Это самый легкий гроб, который мне доводилось поднимать, – сказал один из спутников Ромео. – Ваш звонарь, должно быть, ничего не весил. В следующий раз выбирайте монаха потолще, чтобы не сдуло с колокольни.

– Обязательно! – клятвенно заверил брат Лоренцо, едва сдерживая нетерпение. – Позвольте же поблагодарить вас за доброе дело, благородные господа. Спасибо вам, мессир Ромео, за спасение наших жизней… Моей, моей жизни! Вот, прошу принять… – Откуда-то из-под рясы он извлек маленькую погнутую монетку – чентезимо[24] за беспокойство.

Его рука с монетой повисла в воздухе. Никто чентезимо не взял. Помедлив, брат Лоренцо затолкал ее обратно под рясу. Уши его горели, как угли при внезапном порыве ветра.

– Все, чего я прошу, – повторил Ромео, больше для потехи, – это показать нам содержимое гроба, потому что, клянусь жизнью, там не монах, ни толстый, ни тощий.

– Нет! – Тревога брата Лоренцо сменилась настоящей паникой. – Я не могу этого допустить! Свидетельница мне Пресвятая Дева, я клянусь вам, каждому из вас, что гроб должен оставаться закрытым, или огромное несчастье постигнет нас всех!

Маэстро Амброджио пришло в голову, что он незаслуженно обходил вниманием своеобразие птиц. Маленький воробушек, выпавший из гнезда, со встопорщенными перьями и испуганными глазками-бусинками – именно так выглядел молодой монах, окруженный известными сиенскими буянами.

– Брось, монах, – увещевал Ромео. – Я же спас тебе жизнь. Разве я не заслужил толику твоего доверия?

– Боюсь, – сочувственно сказал маэстро Амброджио брату Лоренцо, – вам придется исполнить угрозу и навлечь на нас всех несчастье. Это уже дело чести.

Брат Лоренцо безнадежно покачал головой.

– Ну что ж, будь по-вашему. Я открою гроб. Но позвольте мне сперва объяснить… – Его глаза заметались по комнате – чернец придумывал объяснение, но уже через секунду кивнул и сказал: – Вы правы, в гробу лежит не монах, но не менее святое существо. Это единственная дочь моего щедрого патрона… – Он откашлялся и заговорил громче: – Которая трагически скончалась два дня назад. Он послал меня отвезти ее тело к вам, маэстро, чтобы запечатлеть ее черты на картине, прежде чем тлен навсегда исказит их…

– Два дня назад? – ужаснулся маэстро Амброджио, позабыв обо всем на свете, кроме нового заказа. – Она мертва уже два дня? Дорогой мой… – Не дожидаясь позволения монаха, он приподнял крышку гроба, чтобы оценить изменения. Но, к счастью, покойница еще не была тронута тлением. – Похоже, время еще есть, – сказал он, приятно удивленный. – Но все равно придется начать прямо сейчас. Ваш хозяин уточнил, в каком роде делать портрет? Обычно я пишу поясную фигуру в стандартном образе Девы Марии. В вашем случае могу бесплатно пририсовать Младенца Иисуса, раз уж вы ехали издалека.

– Пожалуй, изобразите ее в виде Девы Марии, – сказал брат Лоренцо, нервно поглядывая на Ромео, который опустился перед гробом на колени, с восхищением глядя на мертвое лицо. – С нашим Божественным Спасителем на руках, раз уж бесплатно.

– Ай-мэ! – воскликнул Ромео, не обращая внимания на предупреждающий жест монаха. – Как Господь мог быть таким жестоким?

– Нельзя! – крикнул брат Лоренцо, но поздно: юноша уже коснулся рукой щеки девушки.

– Такая красавица, – мягко сказал он, – не должна была умереть. Наверное, даже смерти противен ее промысел. Смотрите, она еще не похитила алость ее губ…

– Будьте же благоразумны! – не своим голосом воззвал брат Лоренцо, пытаясь опустить крышку. – Вы не знаете, какую болезнь могут передать эти губы!