Конечно, я здраво оцениваю свои силы и осознаю, что преподавание бизнес-английского я не потяну, но запросто смогу помочь не справляющимся с программой младшеклассникам и дать базу дошкольникам, воспользовавшись мамиными педагогическими советами. Можно даже попросить ее перебросить мне несколько нерадивых пацанов из ее класса – уверен, мы с ними быстрее найдем общий язык. Через пару лет о скандале все забудут, а я подучусь и, может, даже открою частную школу для серьезных людей. Онлайн школу. Мне вовсе не хочется хромающей походкой заваливаться в класс под вопросительные взгляды студентов. Это унизительно…

Вот только, что будет, если меня узнают? Понравится ли родителям такой вот "популярный" репетитор? И все-таки попробовать стоит…

– Ты не можешь преподавать английский, пока не прочитаешь "Пигмалион" Бернарда Шоу! Это база, – ультимативно заявляет мама в ответ на мою просьбу. – Вот прочитаешь, потом звони.

Я выключаю "Острые козырьки" и берусь за "Пигмалион". По аннотации книга кажется розовой туфтой для девочек, но к середине я втягиваюсь, довольно интересно. Разделываюсь с чтением к полуночи.

Выключаю светильник и лежу, раскинувшись на кровати звездой и уставившись в потолок, по которому то и дело проносится тающий свет фар машин и, как живые, проскальзывают отблески чужих гирлянд – синие, желтые, зеленые, красные. Это мои мысли. Такие же многочисленные, неуловимые и разноцветные. Мне каким-то макаром удается схватить одну: "Если уличная продавщица цветов Элиза Дулиттл, которая говорить-то толком не умела, после упорных тренировок и смены образа смогла сойти за герцогиню, то и я смогу стать элитным преподом, но сначала надо хорошо поработать".

Наутро я чувствую, что получил боевое крещение и готов приступить к покорению репетиторского светского общества.

Маме я мысленно отвожу роль наставника – профессора Хиггинса, о чем радостно заявляю по телефону. Она расстреливает меня контрольными вопросами о книге, но остается довольна, в итоге уверовав в серьезность моих намерений. Дает добро, обещает воспользоваться служебным положением и порекомендовать кому-нибудь мои услуги. В дополнение к этому скидывает на мейл пятистраничный список того, что мне еще нужно обязательно прочитать за первый год. Я вздыхаю – в равной степени радостно и обреченно.

Сначала все идет по плану. Мамины ученики довольны, и у меня появляются новые заявки. Я меняю стрижку на… более учительскую, делаю пробор, перекрашиваю волосы в черный, каждый день гладко бреюсь – в телике я обладатель брутальной щетины, отращиваю брови обратно – для съемок мне их выщипывали, меняли форму на более сексуальную, по мнению режиссера, – непривычный ракурс веб-камеры, пиджак, бутафорские очки в толстой оправе – и обывателю меня не узнать.

Но не моей бывшей, которая вышла замуж в восемнадцать через год после нашего школьного романа, а ее незадачливого муженька угораздило выбрать в репетиторы сыну именно меня. Парень, очевидно, хотел сэкономить… А тут сюрприз!

– Лёня? – Алёнка удивленно таращит свои огромные синие глаза с той стороны экрана.

Немного поправилась, но в целом до сих пор хороша… Конечно, не идет ни в какое сравнение с тобой, Джуди. Но ты бы точно не одобрила, если б я говорил о женщине плохо, ведь правда?

– Мам, учителя надо называть на "вы" и по имени и отчеству, а по-английски – "mister". Ты же сама говорила… – толкает ее локтем очаровательный рыжий клоп.

– Уже такой большой, – глупо улыбаюсь я.

– Послушай, мистер Грей, – сквозь экран меня обдает ядовитым шипением, – давай-ка начистоту, я совершенно не в восторге от идеи, что моему сыну английский будет преподавать опустившийся алкоголик, пробухавший мечту… – к концу фразы она повышает голос и одновременно закрывает ребенку уши.