По большому счету это и не важно. Великие писатели ведь и сами в известной мере палачи в необъятных «тюрьмах» своих книг. И казнят, и милуют своих героев. А что касается очерка Оруэлла, то «сутью, целью этого эссе, – напишет Майкл Шелден, – было передать… правду об ужасающей реальности этого события». «“Казнью”, – подчеркнет в докторской диссертации в России В.Г.Мосина (Науменко), – Оруэлл вошел в национальную культуру, вопреки мнению Диккенса о том, что об этой теме “почти невозможно сказать или написать что-либо новое”». Сам Оруэлл фактически объяснил всё, когда в 1942-м вдруг буквально набросился на поэта Уистена Одена за два оброненных им в поэме слова: «необходимое убийство». Как будто могут быть такие – «необходимые»! «Я бы не говорил так легко об убитых – я не имею в виду убитых в сражениях, я имею в виду казненных, – запротестовал Оруэлл… – У меня есть некоторая концепция того, что означает убийство – террор, ненависть, горестные родственники, посмертные страдания, кровь, запахи…» Он всё еще слышал крики: «Рама! Рама!..» «Я наблюдал однажды повешенного человека. Это показалось мне хуже, чем тысячи убийств…»

Чем «тысячи, – так и запомним, – убийств»…

«Мне открылось, что, становясь тираном, белый человек наносит смертельный удар по собственной свободе, – напишет Оруэлл еще в одном очерке о Бирме. – Ибо условие его господства состоит в том, чтобы непрерывно производить впечатление на туземцев и своими действиями в любой критической ситуации оправдывать их ожидания…» Другими словами, стать, по сути, рабом ожиданий рабов, их рабских ожиданий. В этом социальном парадоксе, в прозрачной формуле, что, становясь тираном, человек сам превращается в раба собственного тиранства, сошлись невольно все критические мысли писателя об империализме. Он понял, что усиление власти на завоеванных территориях не только несправедливо по отношению к аборигенам, но – унизительно для самих властителей. Что, наконец, свобода человека не зависит от социального положения его. Эта мысль станет характерной для Оруэлла и в будущем, сделает не просто социальным писателем – но философом, со своими неизбывными «кругами ада», по которым ему будет суждено ходить и ходить. Ведь парадоксы его последнего романа («Незнание – это сила», «Свобода – это рабство», «Война – это мир») – они, согласитесь, того же порядка. Вывернутая, вывороченная, дистиллированная, отшлифованная до афоризма острейшая мысль, опрокидывающая обычные представления людей и как бы «заброшенная» писателем к нам, в будущее. Разве не так?..

Комментарий: Война идей и людей

Вот мысль из Кришнамурти. Цитирую: «Только неправильные вопросы имеют ответы. Правильные вопросы ответов не имеют». «Неправильные» – это вопросы поверхностные. А «правильные», безответные, на деле – самые глубокие. Ну как ответишь, например, в чем смысл жизни? И что такое сама жизнь?..

Не знаю, был ли знаком с этой мыслью суперинтендант Имперской полиции Индии Эрик Артур Блэр, но 14 июля 1927 года, взойдя на палубу британского парохода Shropshire, глядя поверх океанских волн на открывавшиеся горизонты, приближающие его к родине, он – прикину – за две с половиной недели пути не мог не подвести некоторых итогов пятилетнего «вторжения» в жизнь чужой страны. Не мог не искать ответов на «неправильные вопросы» и не упираться при этом в вопросы «правильные»…

Он твердо решил стать журналистом, хотя хотел быть писателем. Он пришел к выводу, что его служба была ошибкой. «Он в самом деле ненавидел Бирму, да?» – спросит через много лет после его смерти корреспондент «Би-би-си» Н.Уильямс Кей Икеволл, машинистку и поэтессу, с которой Оруэлл познакомится в 1934 году. «О да, – пылко откликнется бывшая двадцатитрехлетняя возлюбленная писателя. – Он уехал оттуда – потому что просто не мог больше терпеть…» Не служить, не жить – терпеть! Ей вторит и М.Шелден: «Эрик быстро понял, что сделал ужасную ошибку… Хорошо оплачиваемая работа, красивая страна, важная работа, но… система угрожала превратить его в зверя…»