– Это не со мной, этого не может быть, – подумал красавец, теряя сознание.

– Теперь можешь падать, – разрешил Джон, и ботинками разбил морду, чтоб долго не опознали.

Калечить не стал, но место указал. Перевернул мусорный бак, вывалив содержимое на лужайку, и надел на господина, как презерватив. В два пинка нахлобучил до упора, хмыкнув, поднатужился и воздвиг-таки сей памятник снобизму. Значит бак, а в него, типа, господин воткнулся по пояс, руки по швам, да так раком и застыл.

Не сказать, что Джон собой гордился. Под собственным фиолетовым небом присел в сторонке на поребрик в ожидании полиции, грустно размышляя о вездесущем западле. Увлёкся модерном и не заметил, что господин Та-ню обоссался. Ну, кто бы мог подумать, что спортсмен, краса нации….

Вот как он теперь поедет и как ему людям в глаза смотреть? Джонни был далёк от пафоса художников, хотя имел на него определённые основания.

Остановился мусоровоз, водитель выглянул в окно, показал большой палец и, не дожидаясь погрузки, от греха тронулся далее. У бровки притормозила машина, щёлкнул затвор фотоаппарата. Потом ещё, только со вспышкой, и ещё…

Джонни в кадр не попадал, да и не стремился. Зачем? Ему достаточно чувства воплощения замысла, завершенности, ну и народного признания – копы так ржали, что даже совсем не били.

– Что, Джонни, банный день? – спросил патрульный, – за что ты его так? Не заплатил?

– Просто достал, – взрыв хохота, и острота, – страшно подумать, что ты сотворишь, если тебя достанут непросто!

Снова хохот, команда поехали… и роковой момент – ты обоссался, паршивец?

– Да не я это, он! – со всей убедительностью воскликнул Джонни, – поздно заметил, когда его ставил!

– Ха-ха-ха! Ну, уморил, мороженого тебе, что ли купить? Ха-ха-ха!

Пройдя обязательную программу визита в родном полицейском участке, Джонни на ритуальный уже вопрос дежурного копа. – Ну, что с тобой делать, грязная скотина? – вместо обычного своего «пустите переночевать» ответил. – Может, убьёте?

Дав полицейскому насладиться новизной, продолжил. – Ну, коли самим лень, поручите военным!

Коп неожиданно для себя задумался над свежим поворотом заезженного до омерзения сюжета. В предложении был смысл.

Отпадала необходимость писать много букв, ломая голову над их расположением. А то ж ведь рапорт – раз, объяснительная этого ушлёпка – два, показания с того обоссаного терпилы – три.

И дел-то всего – вписать его в другой протокол и запихнуть недоумка не в ту камеру. Ну, в ту, где отпускники после дебоша отсыпаются. Их, вообще-то, полагалось в комендатуру сдать, но уж больно они пьяные хулиганили и имели много денег, только потеряли где-то.

Пусть парень за компанию с ними загремит на губу, а там разберутся или убьют, второе предпочтительнее.

Джонни тоже показался такой вариант более вероятным. Попутчики не хотели лезть в полицейский автобус, как их не дубасили, ни в какую не желали там находиться. Еле погрузили, даже пристегнули наручниками к лавке.

Парни с виду присмирели, но когда автобус развил приличную скорость, один из сопровождающих копов приоткрыл узкое окошко почти под потолком, чтоб выбросить окурок.

Так один арестант без видимой подготовки стартовал с места и рыбкой скрылся за окном. Джона совсем переполнили нехорошие предчувствия.

На губе Джон впервые полной ложкой хлебнул военного пафосу. Сначала их били за то, что умудрились попасть гражданским копам. Потом отбой, подъём, завтрак.

И строевые занятия! Вот Джонни настрадался, пытаясь за минуты усвоить то, что нарабатывается долгими тренировками. Командир решил, что Джон издевается, его отволокли в одиночку и снова мастерски избив, оставили отлёживаться, поэтому обед он пропустил.