по Холодцовой физиономии, и даже это удалось ей не сразу). Потом он опять сорвался с места.

– Ты это нарочно! – выкрикивал он на бегу. – Не буду якшаться с нечистой силой! Домой пойду!

Он свернул за угол, на Восточную улицу, и рванул к главным воротам.

Джонни сбавил скорость.

Он подумал: амбарные замки.

Что правда, то правда. Он и сам заметил, давно уже. На всех склепах висели замки – от вандалов.

И все же… все же…

Закрывая глаза, он видел Олдермена Томаса Боулера. Не коварного мертвеца из Холодцовых фильмов, а рослого, дородного мужчину в треуголке, в отороченных мехом одеждах и с золотой цепочкой от карманных часов.

Он перешел с бега на шаг и медленно двинулся обратно.

На дверях склепа Олдермена висел ржавый замок.

Зря я подначил Холодца, решил Джонни. Теперь вот в голову лезут всякие дурацкие мысли.

И все-таки он снова постучал.

– Да? – отозвался Олдермен Томас Боулер, отворив дверь.

– Э-э… а… извините…

– Что тебе?

– Вы мертвый?

Олдермен показал глазами на бронзовые буквы над дверью.

– Видишь, что написано? – спросил он.

– Ну…

– Там написано: тысяча девятьсот шестой. Насколько я понимаю, похороны устроили очень приличные. Хотя меня там не было. – Олдермен ненадолго призадумался. – Вернее, я был, но любоваться происходящим не мог. Викарий, по-моему, произнес весьма прочувствованную речь. Так что ты хотел?

– Я… – Джонни беспомощно огляделся. – Я хотел спросить… Что значит «Pro Bono Publico»?

– На благо общества, – ответил Олдермен.

– А-а. Э… спасибо. – Джонни попятился. – Большое спасибо.

– Это все?

– Э-э… да.

Олдермен печально кивнул.

– Я так и думал, что это какая-нибудь чепуха, – сказал он. – С тысяча девятьсот двадцать третьего года меня никто не навещал. А потом они перепутали имя. Это даже не были родственники. Да что там, это были американцы! О-хо-хо… Засим – прощай.

Джонни мешкал. Он подумал: теперь я не могу просто повернуться и уйти.

Если я уйду, я никогда не узнаю, что будет дальше. Я уйду и уже не узнаю, почему так вышло и чем закончится. Я уйду, вырасту, повзрослею, пойду работать, женюсь, заведу детей, стану дедушкой, выйду на пенсию и целыми днями буду играть в кегли, потом перееду в «Солнечный уголок» с утра до вечера смотреть телевизор и до самой смерти так и не узнаю…

Он внезапно подумал: а вдруг нет? Вдруг все это уже дело прошлое, просто в самый последний миг, когда я был на волосок от смерти, явился ангел и спросил: хочешь, исполню любое желание? А я говорю, да – вот бы узнать, как все повернулось бы, если б я тогда не удрал. И ангел ответил: ладно, так и быть, возвращайся. И вот я опять здесь. Ну, Джонни, не подкачай.

Мир замер в ожидании.

Джонни шагнул вперед.

– Вы мертвый, верно? – спросил он.

– О да. Вне всяких сомнений.

– Вы не похожи на покойника. То есть я хочу сказать, я думал… ну… гробы и все такое…

– Не без того, – легко согласился Олдермен. – Но и не только.

– Вы призрак? – У Джонни словно гора с плеч свалилась. С призраком он мог поладить.

– Надеюсь, до этого я не опущусь, – фыркнул Олдермен.

– Видел бы вас Холодец – это мой друг, – он бы просто обалдел, – сказал Джонни. Ему вдруг пришла в голову неожиданная мысль, и он спросил: – Вы случайно не танцуете?

– Когда-то я недурно вальсировал, – признался Олдермен.

– Нет, я не про то… я про… вот так вы умеете? – И Джонни в меру своих возможностей изобразил танцующего Майкла Джексона. – Чтоб всей ступней, – смущенно пробормотал он.

– Прелестно! – восхитился Олдермен Томас Боулер.

– И чтоб на одной руке блестящая перчатка, и…

– Это важно?

– Да, и еще нужно вскрикивать: «Уау!»