К сожалению, он уже опаздывал на встречу с министром иностранных дел, поэтому взял руку мисс Уинтертаун (ее целую, правую руку) и галантно поцеловал, сказав, что с нетерпением ждет завтрашнего дня, который сделает его счастливейшим человеком на свете; затем вежливо – со шляпой в руках – выслушал короткую речь миссис Уинтертаун и вышел из дому с намерением тщательно обдумать этот вопрос – как только выдастся время.

Бракосочетание и впрямь прошло на следующее утро в церкви Святого Георгия на Ганновер-Сквер. На церемонии присутствовали почти все министры его величества, два или три герцога из числа младших королевских детей, полдюжины адмиралов, епископ и несколько генералов. Увы, как ни важны были эти достойные мужи для блага и процветания Англии, в день свадьбы мисс Уинтертаун и Уолтера Поула в их сторону никто даже не поглядел. На кого все смотрели, на кого с тихим шепотом украдкой показывали соседям, так это на волшебника, мистера Норрелла.

Октябрь 1807 года

Сэр Уолтер намеревался вводить тему волшебства постепенно, чтобы приучить министров к самой мысли, прежде чем вынести на их суд предложения мистера Норрелла. Он боялся, что мистер Каннинг иронически скривит губы, лорд Каслри сделает непроницаемое лицо, а граф Чатемский совершенно растеряется.

Опасения эти оказались совершенно беспочвенны. Министры, как вскоре выяснилось, были заинтригованы не меньше остального Лондона. В следующий раз, когда кабинет собрался в Берлингтон-хаусе[21], они сами объявили о своем желании прибегнуть к услугам единственного английского волшебника. Правда, никто не знал, что с ним делать. Прошло почти двести лет с тех пор, как английское правительство последний раз обращалось к волшебнику, и все уже успели немного отвыкнуть.

– Моя главная забота, – объяснил лорд Каслри, – сыскать рекрутов для армии. Задача, уверяю вас, почти невыполнимая; британцы – исключительно невоинственная нация. Однако я возлагаю большие надежды на Линкольншир; говорят, тамошние свиньи особенно хороши, и те, кто питается их мясом, отличаются здоровьем и крепостью. Вот если бы кто-нибудь навел чары на Линкольншир, чтобы три-четыре тысячи молодых людей разом преисполнились желания пойти в солдаты и сражаться с французами. – Он с надеждой глянул на сэра Уолтера. – У вашего друга нет такого заклинания, а, сэр Уолтер?

Сэр Уолтер не знал, но пообещал спросить мистера Норрелла.

В тот же день сэр Уолтер навестил мистера Норрелла и передал ему вопрос министра. Мистер Норрелл пришел в восторг. Он полагал, что никто прежде не предлагал такого волшебства, и просил сэра Уолтера поздравить лорда Каслри со столь свежей идеей. Что до возможности такого заклятья:

– Труднее всего будет ограничить его действие Линкольнширом – и молодыми людьми. Есть опасность, что, если мы добьемся успеха – а я льщу себе мыслью, что так оно и будет, – Линкольншир и несколько соседних графств могут совершенно обезлюдеть.

Сэр Уолтер возвратился к лорду Каслри с отрицательным ответом.

Следующая идея, которую предложили министры, понравилась мистеру Норреллу еще меньше. Воскрешение леди Поул потрясло каждого лондонца, не исключая и членов кабинета. Лорд Каслри начал с того, что спросил других министров, кого Наполеон Бонапарт страшился больше всего на свете? Кто заранее знал каждый шаг корсиканца? Кто нанес французам столь сокрушительное поражение, что они носа не смели показать в море? Кто объединил в себе все достоинства, присущие англичанину? Кто, как не лорд Нельсон? Ясно, что первым делом надо воскресить лорда Нельсона. Лорд Каслри попросил у сэра Уолтера прощения, – может быть, он чего-то не понимает, – но какого дьявола они мешкают?