У него были грубые, жестокие черты лица обычного зеленого марсианина, но на них лежал отпечаток низменных животных страстей. В его скотской внешности не было и следа достоинства: его чудовищное тело распласталось подобно какой-то громадной безобразной жабе, в то время как шесть конечностей дрожали и ударяли по трону с отупляющим однообразием.

Но самое страшное – Дея Торис и Сола стояли перед ним. Нечто дьявольское было в его больших выпуклых глазах, когда он жадно уставился на совершенную фигуру Деи. Она что-то говорила, но я не мог расслышать слов, так же как не мог понять и его ответа. Дея стояла выпрямившись, с гордо поднятой головой, и даже на расстоянии можно было прочесть на ее лице отвращение и презрение. Она держалась надменно, не обнаруживая ни малейших признаков страха. Это действительно была достойная дочь тысячи джеддаков. Дея представлялась такой тонкой и хрупкой среди толпы воинов, окружавших ее, но эта миниатюрность скрадывалась наполнявшим принцессу величием. Она казалась среди них самой высокой, самой сильной, и я уверен, что они это чувствовали.

В это время Тал Хаджус сделал знак, чтобы комнату покинули все, кроме пленниц. Вожди, воины, женщины медленно исчезли в тени окружающих комнат, и Дея Торис и Сола остались одни перед джеддаком тарков.

Только один вождь колебался перед тем, как выйти. Я видел, как он стоял один, в тени большой колонны, его пальцы нервно играли рукояткой меча, а жестокие глаза с неукротимой ненавистью устремились на Тала Хаджуса. Это был Тарс Таркас, и я мог прочесть его мысли, как в открытой книге, по непритворному отвращению, отражавшемуся на его лице. Он думал о другой женщине, которая сорок лет тому назад стояла здесь. Сумей я в этот момент сказать одно слово ему на ухо – и с царствованием Тала Хаджуса было бы покончено; но он удалился, не зная, что оставляет свою собственную дочь на милость самого ненавистного для него существа. Тал Хаджус встал, и я, испуганный, предвидя его намерения, поспешил к спиральному проходу, который шел с нижних этажей. Никто не помешал мне, я добрался незамеченным до большой двери, ведущей в зал. Я скрылся в тени той самой колонны, где только что стоял Тарс Таркас. Тал Хаджус говорил:

– Принцесса Гелиума, я мог бы потребовать огромный выкуп от вашего народа, с тем чтобы вернуть вас целой и невредимой, но я тысячу раз предпочту удовольствие наблюдать, как ваше прекрасное лицо исказится в агонии; обещаю вам, что пытка будет длиться долго. Десять дней этого наслаждения было бы слишком мало, чтобы выказать всю любовь, которую я питаю к вашей расе. Ужасы вашей смерти будут тревожить сны красных людей всех будущих поколений, они станут бояться ночных теней после отцовских рассказов о страшной мести зеленых людей, о силе, мощи, ненависти и жестокости Тала Хаджуса. Но перед тем, как начнется пытка, вы на один краткий час станете моею, и весть об этом дойдет до Тардоса Мориса, джеддака Гелиума, вашего деда – пусть он катается по земле в отчаянии. Завтра пытка начнется. Сегодня ночью ты принадлежишь Талу Хаджусу. Идем!

Он спрыгнул с трона и грубо схватил ее за руку, но едва он дотронулся до нее, как я оказался между ними. Мой кинжал, острый и блестящий, был в правой руке; я мог бы сию секунду вонзить его в эту мерзкую плоть, прежде чем Тал Хаджус успел бы осознать это. Но я вспомнил о Тарсе Таркасе: при всем своем гневе я не мог украсть у него сладостный миг отмщения, надеждой на который он жил все эти долгие годы. Я ударил Тала Хаджуса кулаком прямо в челюсть. Он свалился на пол без крика, как мертвый.