Простите, рани Джодха, я не хотела вас оскорбить.

Моти, перестань звать меня рани и говорить «вы», мы же подруги.

Вы только что сказали, что я простая служанка. Извините…

Моти тоже выбежала из шатра, чтобы не разреветься при Джодхе. Ей было обидно, ведь из всех близких Джодхе служанок только она решила ехать так далеко и в совсем чужую жизнь, остальные нашли повод не жертвовать собой ради спокойствия Джодхи.

Но Моти не нужны похвалы и выражения благодарности, ее обидело, что Джодха указала на место, которое она занимает в жизни теперь уже королевы.

Моти слышала, как император приказал с рассветом быть готовыми выступать и двигаться без остановок до самой Агры. Даже сейчас в голосе Джалала звучала с трудом сдерживаемая ярость.

Сама девушка постаралась подольше задержаться вне шатра, чтобы не смотреть в глаза Джодхе, но попала Гульбадан Бегум. Тетушка императора, заметив состояние верной помощницы Джодхи, пристала к Моти с расспросами, и та незаметно рассказала о стычке между супругами.

Рассказала и ужаснулась, ведь Гульбадан Бегум ничего не стоит выболтать услышанное. Тогда гнев обоих супругов обеспечен. Но Гульбадан повела себя иначе, она почти горестно вздохнула:

И Джалал прав, и Джодха тоже. У Джалала нет детей, хотя он сильный мужчина, и этого никто не отрицает. Даже те девочки, что рождаются, умирают, не получив имени. Он мечтает о сыне.

Но император еще молод, у него будут сыновья…

У отца Джалала он родился, когда Хумаюну было тридцать четыре. Это Хамида была молодой – всего пятнадцать лет. Мой брат умер в сорок семь, оставив Джалала тринадцатилетним императором. Хорошо, что рядом был Байрам-хан, иначе не миновать беды. Но сына должен воспитать не наставник, а собственный отец, только тогда получится настоящая преемственность. Потому Джалал и хочет поскорей сына. Это его боль и беда. Зря Джодха так резко ответила.

Пару раз горестно вздохнув, Гульбадан вдруг предложила:

У меня есть опиум, хочешь, дам немного? Заснешь и все забудешь. Бери, – она протянула крошечную шкатулку, в которой наверняка хранились опиумные шарики.

Растерянная Моти почему-то не отказалась, хотя никогда не употребляла опиум или чего-то подобное, не курила кальян и даже немного презирала тех, кто все это делал. Она не собиралась следовать совету тетушки императора, утром нужно встать задолго до рассвета, разве можно курить или принимать опиум?

Но ей пора возвращаться к Джодхе…

Когда Моти уже повернулась, чтобы уйти, Гульбадан вдруг задумчиво произнесла:

– А ведь Джодха права, сыновья рождаются от любви. Нужно хотя бы ночью любить женщину. Но у Джалала нет сердца, он не способен любить, может, потому у него нет сыновей? Джалал и сам это понимает, потому слова Джодхи ранили еще больней… Иди…

Моти пробралась в шатер и тихонько устроилась спать подле Джодхи на привычном месте. Конечно, Джодха слышала, что служанка вернулась, но сделала вид, что спит.

Она не могла заснуть, снова и снова переживая произошедший разговор. Девушка понимала, что обидела верную Моти и обидела императора, хотя в последнем не раскаивалась. Почему это она должна рожать ему сына? Ишь, какой! Сына ему…

От Гульбадан Джодха слышала, что Джалал мечтает о наследнике, но какой же мужчина не мечтает? Если императору нет двадцати, то к чему беспокоиться, времени, чтобы родить сыновей, еще много, а если много жен и наложниц, то кто-нибудь из них непременно родит. Кто-нибудь, но не Джодха!

Но перед взором против ее воли вставали видения императора – на коне, с саблей в руке, с ее клинком, смеющегося в разговоре с Бхагван Дасом, наставляющего Маан Сингха… А еще с малышом, которого он спас, и его перепуганными не столько падением приятеля, сколько пониманием, что перед ними император, друзьями…