– Сам факт появления мысли о необходимости полного ухода от окружающей действительности является проявлением начала изменения психики…
Вот так, оказывается. Вот так, оказывается, сходят с ума.
Теперь уже не за горами. Теперь уже скоро. Недели или месяцы. Или – дни?.. Ничего не изменить. Ни-че-го.
«Но если ты осознаешь, что сходишь с ума, значит, пока ты нормальная?.. Или – уже нет?»
Виталий поджидал ее возле работы во вторник.
В среду же ее домой привезла машина «скорой помощи».
Был славный, тихий вечер. Ласковое море мягко зализывало берег в нескольких шагах перед ней. У самой кромки, на границе воды и суши, копошился в песке и россыпи мелких ракушек кто-то маленький и верткий, весь в реденькой золотистой шерстке. Волна повыше иногда настигала его, он пугливо взвизгивал и отскакивал, оглядываясь на Нину большими, почти круглыми глазами. И столько в его повадках и ужимках было милого, радостного, близкого и родного, что она чуть не плакала от щемящего умиления и ласковой нежности – хотя какую нежность могла испытывать Нина к этому забавному зверьку, похожему отдаленно на небольших бесхвостых лемуров из телевизионного «Клуба путешественников» с Юрием Сенкевичем…
Но таких снов-видений, приятных и добрых, несмотря на странность, она могла вспомнить очень и очень немного. Буквально единицы.
После них тоже охватывало оцепенение и оставалась слабость, зато не было дикого, почти животного страха, ощущения разбитости и выжатости лимона. Нина была готова мириться с ними, лишь бы не снились те, другие…
Да только кто из нас способен управлять нашими снами?
Нина подняла глаза. Ветви близкого клена не закрывали неба – глубокого, прозрачного, густо-фиолетового южного неба. От бетонной стены дома тянуло жарой, но воздух успел остыть, стал по-вечернему приятно прохладен.
– Вы знаете, – сказала она, – голова у меня не болит.
– Знаю. – Баринов стоял чуть позади, она чувствовала его внимательный взгляд. – Вы хотели поскорее поговорить со мной.
– Да.
Баринов помолчал, ожидая продолжения.
– Вы очень пристально следили за мной весь вечер.
– Не следил. Наблюдал.
– Все равно.
– Пусть так… Но я вас слушаю, Нина Васильевна.
– Что вы хотите услышать?
– Все, что вы хотите рассказать… Ведь вам есть что рассказать? Кстати, меня зовут Павел Филиппович.
– Да-да, спасибо!.. Я, знаете, действительно забыла, извините… Вы психиатр?
Глаза привыкали к густеющим сумеркам, и боковым зрением она могла различить темный силуэт на фоне сероватой стены, дорисовывая памятью строгий костюм, белоснежную, с туго накрахмаленными манжетами и воротничком, рубашку. А лицо его ускользало.
Баринов негромко рассмеялся – добродушно и не обидно.
– Смешные предрассудки… Стоит людям сказать, что кто-то работает с человеческим мозгом, так его с ходу обзывают психиатром.
– Разве стыдно быть психиатром?
– А разве стыдно обращаться к психиатру за помощью?
На этот раз промолчала Нина.
– Вам нравится современная западная литература?
– Что?.. А-а, ну да, разумеется. Только я в последнее время мало читаю.
– Там все герои так или иначе, но регулярно посещают своего врача-психотерапевта. Помните?
Нина кивнула.
– Но и в жизни каждому из нас не повредило бы хоть изредка попадать к нему на прием.
– Вот я и… пришла.
– Но я же не психиатр. И не психотерапевт.
– Тогда я, наверно, должна извиниться, – Нина повернулась к нему. – Я отняла у вас много времени, Павел Филиппович, а случай мой, получается, не в вашей компетенции. Извините.
– Ваш случай? – Баринов оторвался от стены и подошел к перилам балкона. Теперь он стоял рядом. – Ваш случай… Ну, начнем с того, что «вашего случая» я пока еще не видел, не знаю. А во-вторых, понимаете, это было бы слишком откровенно и потому для меня неинтересно.