Плевать! Мне тридцать три года, я мужчина в самом соку и готов свернуть челюсть любому, кто встанет на нашем пути. Мы будем счастливы – год, два, три, десяток или вечность. Я не собираюсь загадывать на будущее, но сдаваться не буду.

Я так погрузился в размышления, что даже не заметил кэба, остановившегося напротив моей скамейки.

– Мистер, вы собираетесь прокатиться или сидите здесь просто так? – вкрадчивый голос возницы вывел меня из заторможенного состояния.

– Да нет, – усмехнулся я. – Вас дожидаюсь, чуть было не заснул.

Кэбмен виновато вздохнул:

– Что делать? От клиентов сегодня просто отбоя нет.

– У меня тоже, – сказал я, забираясь в кэб. Рессора под ногой жалобно скрипнула.

– Надеюсь, твоя коляска не рассыплется по дороге?

– Что вы, мистер! На ней можно возить хоть бегемотов. Прокачу с ветерком.

– Хорошо, только помни, что я не бегемот, и вези аккуратней.

– Все будет в порядке. Держитесь крепче. Совет держаться покрепче был дан неспроста – до старой набережной мы не ехали, мы пусть низко, но все же летели. Раза два-три я приложился к потолку многострадальной макушкой, которой и так пришлось несладко в низких сводах особняка мастера Тага. Мое счастье, что я не страдал морской болезнью, иначе кэбмену пришлось бы после меня на часок позабыть о клиентах и вооружиться ведром и тряпкой.

Жители квартала, через который я проезжал в кэбе, пытались создать хотя бы иллюзию благополучия, поэтому фасады домов, выходящих на центральный проспект, еще могли похвастаться свежей побелкой, быстро выгоравшей на солнце. Сами дома походили один на другой как близнецы-братья: фантазия тех, кто их строил, не отличалась богатством. Они смахивали на большие пирамидки в два-три этажа, составленные из кубиков, причем, чем выше был этаж, тем все меньшей становилась грань кубического яруса, который его образовывал. Площадки, созданные плоской крышей, являлись основанием для следующего этажа и служили двориком для тех, кто жил на этом ярусе. Некоторые из двориков были превращены в курятники, оттуда раздавалось заливистое «кукареку» петухов и радостное квохтанье наседок.

Для удобства между длинными и узкими деревянными балкончиками, увитыми виноградной лозой, были перекинуты приставные лестницы. Пустые окна зияли чернотой провалов. Кое-где можно было увидеть лепные карнизы и прочие украшения. Но, как часто бывает в жизни, стоило только нырнуть в арки между домами, и глазам открывалась совсем другая картина, не похожая на показной лоск выбеленных фасадов.

Кэбмен наотрез отказался везти дальше. Он притормозил кэб и с виноватой миной произнес:

– Простите, мистер, я бы рискнул туда въехать только на плечах королевской гвардии. Здесь очень опасное место.

Я не стал заставлять его рисковать жизнью и покинул нагретое место в кэбе без лишней ругани и споров.

Основной город располагался на возвышении, а район, который в народе окрестили старой набережной, находился в низине. Пришлось спускаться по пыльной разбитой дороге. Палящее солнце напекало голову и наводило на мрачные мысли о здоровье. Я завидовал идущим навстречу рыбакам в широкополых рыбацких шляпах. Этим парням не грозил солнечный удар и его последствия.

Дом Болванчика я увидел где-то на полпути. Его действительно было невозможно спутать с остальными настолько же ветхими и старыми сооружениями, которые, впрочем, в этих краях считались, чуть ли не верхом роскоши.

В столице много опасных районов. Старая набережная входит в их число. Нет, не Трущобы, конечно, но на пришлых здесь привыкли смотреть искоса. Хорошо хоть до сумерек было еще далеко, иначе желающих проверить содержимое моего бумажника было бы больше, чем звезд на небе.