Очевидно, так и случилось. Лиззи уложили в постель с женихом под шуточки многочисленной компании, она лежала с окаменевшим лицом, однако на следующее утро вышла из спальни с широкой улыбкой.
Прежде чем вернуться ко двору, Джейн совершила поездку в Эймсбери, взяв с собой Гарри и племянников. Один раз брат был там без нее: он привез с собой няню, чтобы она побыла с детьми, пока он забирает из монастыря их мать. Однако у Кэтрин была лихорадка, и она не могла выйти к нему: так сказала Гарри монахиня, принимавшая посетителей.
На этот раз, когда они приехали, Кэтрин помогала на кухне. Когда ее привели в комнату привратницы, Джейн поразилась переменам в ней. Невестка исхудала, кожа туго обтягивала резко выступающие скулы, глаза были дикие. Хуже всего было то, что она, казалось, не понимала, кто такая Джейн.
– Кэтрин? Это я, Джейн! Я привезла Джона и Нэда. Они на рынке с Гарри.
– Кто такие Джон и Нэд? – спросила Кэтрин, безучастно глядя на гостью.
– Ваши сыновья.
– У меня нет сыновей. Их забрали от меня, после того как нас застали вместе.
– Кто застал вас?
Но Джейн уже знала ответ.
Голос Кэтрин превратился в шепот.
– Они нашли нас в Старой комнате. Мы были голые, вот стыдоба. Я была в его объятиях.
Джейн не хотела больше слушать. Щеки у нее горели.
– Ваши сыновья здесь! – повторила она. – Пойдемте, и вы увидите их. – Она потянулась к худой, как птичья лапка, руке невестки.
– Нет! – крикнула Кэтрин, отдергивая руку. – Оставьте меня в покое!
Джейн повернулась к привратнице, которая и не подумала оставить их наедине, молясь про себя, чтобы та не услышала слов Кэтрин.
– Чем она больна?
Монахиня покачала головой:
– Я не знаю. Хотите поговорить с настоятельницей?
– Да, конечно, – ответила Джейн.
Они подождали; наконец у решетки, отделявшей приемный зал от остального монастыря, появилась сильно постаревшая приоресса Флоранс с лицом хищной птицы.
– Джейн Сеймур! – воскликнула она. – Как приятно вас видеть. Мне очень жаль, что вы застали леди Сеймур в таком плачевном состоянии. Увы, врачи не могут определить, что с ней случилось. Она никогда не была счастлива здесь. Бедняжка доверительно сообщила нам причину своего прибытия в монастырь. Даже если бы она не сделала этого, мы бы все узнали из ее бормотания. Мы никого не осуждаем. Бог простил ее, потому что она искренне раскаялась, но я боюсь, ее печаль была так велика, что она потеряла рассудок.
– Потеряла рассудок? – эхом отозвалась Джейн.
Она посмотрела на Кэтрин, сидевшую тут же и бессмысленно листавшую молитвенник. Несчастная не замечала ничего вокруг и не слышала того, что было о ней сказано.
– У нее бывают периоды просветления, но воспоминания о прошлом слишком болезненны для бедняжки, и мы снова ее теряем.
– Я привезла ее сыновей, чтобы она их увидела, – сказала Джейн.
– Вероятно, будет лучше, если этого не случится, – ответила приоресса. – Мы не хотим, чтобы она расстраивалась. Только так мы можем заставить ее принимать пищу. Ей лучше оставаться в своем собственном мире.
– Мать настоятельница, мне очень грустно видеть ее такой, – проговорила Джейн, сглатывая слезы. – Это все очень печально. Чем я могу помочь?
– Молитесь за нее, дитя мое. Она в руках Божьих. Мы ее утешим.
– Я буду молиться, – обещала Джейн. – Вы напишете мне, если произойдут какие-нибудь изменения?
– Напишу, – ответила приоресса Флоранс. – Лучше не беспокоить ее, Джейн. Любые напоминания о прошлой жизни лишь причиняют ей страдания.
Джейн поняла: ей рекомендуют больше не приезжать. Она вынула из кошелька несколько монет и положила их на полочку, сказав: