Джейк вытащил из нагрудного кармана полевой блокнот отца и альбом матери и прочитал: «Сложная форма, напоминающая опрокинутую восьмерку, позволяет предположить, что реликвия воплощает веру майя в вечную природу космоса. Судя по мастерству инкрустации, предмет изготовлен во время расцвета классического периода. Я считаю…»

Казалось, со страниц дневника к нему обращается сам отец. Джейк обходил экспонаты, останавливаясь перед каждым предметом, все реликвии были связаны с родителями – не этого ли серебряного ягуара полировали руки матери? Не об этом ли индейском календаре писал папа, сравнивая его круги с кольцами дерева? Мальчику вспомнились наставления родителей, и не только те, что касались археологии. Например, мама учила его завязывать шнурки на ботинках: «Кролик ныряет в норку и выбегает назад…»

Шаги замедлились – внезапно показалось, что они снова все вместе. В сотнях миль от Вороньих Ворот он вдруг почувствовал, будто находится вовсе не в музейном зале, а в потайной комнате родного поместья.

– И сколько еще, по-твоему, нам здесь торчать? – раздраженно спросила Кэди.

Джейк обернулся к двери. Крики затихли, и теперь гости в атриуме переговаривались так тихо, что невозможно было разобрать отдельные слова. Небо по-прежнему сотрясалось от грома. Мальчику не хотелось уходить, в нем будто пробудилась жадность – он не желал видеть в зале посторонних, чье вторжение было бы равносильно проникновению в самые глубокие его переживания. Даже присутствие сестры тяготило его.

Джейк остановился перед центральным предметом коллекции. Бесценная реликвия покоилась на пьедестале – открыто, без стеклянного футляра. Золотая пирамида около двух футов в высоту; девять массивных ярусов поднимались к плоской вершине, на которой, раскинув крылья, восседал пернатый дракон. Он был вырезан из цельного куска жадеита, яркие опаловые глаза, казалось, заглядывали прямо в душу.



– Кукулкан, – прошептал Джейк, называя по имени божество древних майя.

Как говорилось в полевом блокноте отца, реликвию обнаружили на крышке саркофага. Джейк сунул блокнот под мышку и открыл альбом матери. Пролистав наброски, он нашел рисунок с пирамидой. Кэди наконец заметила, чем занимается брат, и подкралась на цыпочках.

– Ты что делаешь?

Никто, включая Кэди, не знал, что мальчик привез в Лондон дневники. Игнорируя вопрос сестры, он сравнивал набросок с экспонатом. На карандашном рисунке виднелись следы подчисток, небольшие исправления и записи, сделанные по краям мелким почерком матери. На глаза Джейка навернулись слезы, и зрение замутилось. Пальцы задрожали, и он едва не выронил альбом, но Кэди вдруг выхватила его.

– Зачем ты принес дневники сюда? – закричала она. – Они могут потеряться, их могут украсть!

– Как будто тебя бы это огорчило!

– Что ты себе позволяешь? – Кэди схватила брата за локоть.

Он рывком высвободился и посмотрел на нее.

– Ты даже не хотела лететь. – Голос дрогнул от обиды, и это привело мальчика в бешенство. – Согласилась только для того, чтобы повертеться перед камерами!

Лицо Кэди вспыхнуло.

– Ты ничего не знаешь…

– И что же случится, если я потеряю мамину тетрадь? – Джейк выхватил альбом из ее рук. – Ты не вспоминала о ней два года.

Кэди попыталась достать дневник, но мальчик отскочил назад, на безопасное расстояние; между ними теперь высилась пирамида.

– Тебя ведь больше не волнует, что произошло с родителями!

Кэди замерла на месте. Ее плечи задрожали.

– Еще как волнует! – ответила она и обвела рукой зал. – Только зря ты надеешься, что все это поможет тебе вернуть маму и папу.