Лично Платон в это не верил. Он, конечно, признавал, что кое-где в России температура воздуха очень низкая и, вне всякого сомнения, цифры, которые он видел в альманахах и метеосводках, могли заморозить небольшое количество органической жидкости за то время, что она летит изо рта к земле, но был уверен, что для того, чтобы выжить в таких условиях, человек должен носить лыжную маску, сделанную из шелка или какого-то другого, более современного синтетического материала, а плевать в маске технически невозможно. Кроме того, он понимал, что очень низкие температуры идут рука об руку с исключительно низкой влажностью, и это, в свою очередь, не способствует тому, чтобы плеваться направо и налево, да и вообще не слишком практично. Так что, по его представлениям, история про плевки хоть и выглядела весьма наглядной, не имела к истине ни малейшего отношения.

Платон невероятно гордился своими аналитическими способностями.

Он размышлял про русских, потому что час назад по телефону получил от одного из них заинтриговавшее его предложение. Обычное дело. Кузен друга мужа его сестры хотел получить крупную партию определенного вещества и спрашивал, сможет ли Платон ему помочь. Естественно, у Платона первым номером в списке претендентов на помощь стоял Платон, поэтому он обдумал предложение и пришел к интересному выводу, который, если внести в план кое-какие улучшения и использовать мастерство, превратит предложение в отличную сделку. Причем исключительно выгодную, но в одностороннем порядке – разумеется, в его пользу; но, в конце концов, он ведь Платон, а не известный ему русский – нет.

Он насчитал три главных фактора.

Во-первых, сделка потребует фундаментальных изменений в первоначальных представлениях русских о том, что касается крупной партии, которая отправится не русскому, а все наоборот – он будет транспортирован к крупной партии.

Во-вторых, Платон должен быть полностью уверен, что синица в руках действительно стоит журавля в небе.

И в-третьих, сделка слегка изменит ситуацию в Южной Дакоте. Следовательно, она должна быть абсолютно безупречной, практически осуществимой, безукоризненной и исключительно привлекательной. Иными словами, быстро реализуемой и товарной. А это означало, что со свидетелем и адвокатом следовало разобраться как можно быстрее.

Платон потянулся к телефону.

В четырнадцать минут восьмого в старом фермерском доме по-прежнему царила тишина. В пятнадцать он начал стремительно оживать. Ричер услышал, как звякнули и тут же завопили будильники, да так громко, что их голоса прорвались сквозь потолки и стены; потом до него донеслись шаги на втором этаже. Ричер решил, что это два мальчика, судя по тому, как громко и резво они топали. Открывались и закрывались двери, журчала вода в туалетах и душе. Через десять минут шум перебрался на кухню. Забулькала и зашипела кофеварка, хлопнула дверца холодильника, кто-то со скрежетом по деревянному полу отодвигал стулья. И снова Ричер попытался понять, как ему следует поступить: должен ли он просто выйти из комнаты и присоединиться к хозяевам за завтраком? Или он испугает детей? Потом он решил, что это будет зависеть от их возраста и характеров. Может быть, подождать, когда его позовут? Или когда дети уедут в школу? А если они вообще не пойдут сегодня на занятия из-за того, что на улице выпало столько снега?

Ричер быстро принял душ и оделся в крошечной ванной комнате, убрал кровать и сел на нее. Через минуту он услышал скрип стула, потом чьи-то маленькие ножки пробежали по коридору, раздался робкий стук в дверь, которая тут же распахнулась, и Ричер увидел мальчишку лет семи, миниатюрную копию Эндрю Петерсона. На лице у него мешалось возмущение тем, что его отправили выполнять поручение, страх – кто знает, что может оказаться за дверью, – и явное любопытство, появившееся, когда он увидел Ричера.