Прекрасная ель в скором времени утратила часть своего убранства, а пол оказался усыпан зернышками попкорна, которые гости обильно роняли, срывая его с длинных нитей и норовя вместе с ним ухватить сладкие клюквины. Бу настоял на немедленном испытании новых санок и предпринял в них экспедицию по зеленому ковру, оживляя свое путешествие лаем пятнистой собачки, дудением в оловянный горн и воплями, которые исторгал из собственной глотки. Девочки надели бусы и принялись с видом великосветских дам танцевать. Мальчики, не забывая при этом с большим проворством уничтожать все съестное, что попадалось им под руки, демонстрировали друг другу кто коньки, кто запонки, кто бейсбольный мяч и еще много других прекрасных и нужных предметов, чьими счастливыми обладателями они только что стали.

Время за танцами, играми и общением пролетело столь стремительно, что веселящаяся толпа оказалась очень удивлена, когда миссис Мино объявила:

– Увы, дорогие мои, уже девять. Пора расходиться. Нашим больным нельзя нарушать режим.

Но прежде чем торжество действительно завершилось, все, кроме Джека и Джилл, взявшись за руки, окружили рождественскую ель и спели «Благословенный день»[28]:

Джек был так поспешно уведен спать, что, едва успев крикнуть уходящим гостям: «Спокойной ночи!» – очутился у себя в спальне. Джилл тоже вскоре перенесли в другую комнату, где она обнаружила себя уютно укутанной одеялом на большой удобной кровати, которую должна была делить с мамой.

После шума, поднятого гостями, дом, как казалось девочке, застыл в неестественной тишине. Лишь редкие тихие голоса и приглушенный звук шагов внизу несколько нарушали воцарившееся безмолвие. Миссис Пэк ненадолго ушла к себе домой проверить, все ли там в порядке. Спать Джилл еще не хотелось, и, лежа среди подушек, она вспоминала обо всех сюрпризах сегодняшнего дня.

Лампу мама перед уходом погасила, но дверь в Птичью комнату, освещенную огнем из очага, оставалась открытой, так что девочка сквозь нее могла видеть стены в цветах и птицах, рождественскую ель и висящую над ней фигурку святого младенца. Едва взглянув на нее, Джилл отчетливо вспомнила слова миссис Мино и собственное решение непременно стать хорошей, и сердце ее вдруг сжалось от боли, а на глазах выступили слезы.

«Ведь обещала себе и почти тут же забыла, – сгорая от стыда, размышляла она. – Как я могла такое наговорить Джеку! Это же несправедливо. Он ведь действительно пострадал сильнее меня. И на самом деле храбро держался, когда ему кость вправляли. Ах, зачем же, зачем я испортила ему праздник?! Какая неблагодарность! Ведь они с миссис Мино столько хорошего сделали для нас с мамой. Жалко, что я не могу прямо сейчас пойти к нему, извиниться и услышать в ответ: „Все в порядке“».

Джилл громко всхлипнула и, наверное, в следующий момент окончательно разрыдалась бы, не насторожи ее вдруг едва различимый шум совсем рядом. Девочка поглядела в дверной проем, за которым взад-вперед расхаживал Фрэнк. В одной руке у него была скрученная кольцами веревка, в другой находился какой-то предмет, похожий на ракушку. Тихо посмеиваясь и разматывая веревку, Фрэнк двинулся по направлению к Джилл.

«Наверное, это какой-нибудь фейерверк, – видя, с какой осторожностью он держит странный предмет, предположила Джилл. – Сейчас подойдет поближе и подожжет. Ладно. Тогда закричу громко-громко. Пусть обрадуется, что его шутка удалась».