– О Боже, низринь этих летателей! – зычно ревел он. – Пусть мстительные ангелы собьют с неба это богохульство!

Среди спокойных лиц, уставившихся кто вверх, кто вниз, один из них, художник Кранах, начал неистово рисовать, суетливо то поднимая голову к небу, то опуская взгляд к бумаге, в то время как его руки бегали по листку. Взлетел камень, но не долетел до воздушного шара. Того, кто его бросил, Фриц, Карл и Ганс повалили на землю. Вздымались и опускались тяжелые кулаки.

Фауст, поддавшись внезапному импульсу, схватил мешок с балластом и сыпанул песком в обращенные к небу лица. И захохотал, когда толпа заорала и принялась поносить его последними словами, размахивая руками, как участники пикника, удирающие от осиного роя.

– Стой, стой на коленях, брат Иосафат! – кричал Фауст. – А я останусь на воздушном шаре! Мы еще поспорим, кто из нас ближе к Богу!

Шар плыл в полной тишине, и Фауста охватила фантастическая радость. Глядя вниз на бурлящую толпу, он чувствовал презрение, смешанное с любовью ко всем этим людям. Милые ничтожные людишки – вы похожи на муравьев! Стоит ему кинуть вниз башмак, и он раздавит их. А если плюнет, они утонут в его слюне.

Вагнер, оцепенев, стоял рядом, вцепившись в край корзины. Его глаза были как блюдца. Лицо побелело от изумления.

Воздушный шар поднялся выше колокольни. Город с его улочками лежал внизу, видный более четко, чем на любой карте. Затем шар подхватил ветер (однако они его не почувствовали), и они пролетели над замком. Во дворе замка на них глазели солдаты с открытыми ртами. Фаусту пришло в голову, что их запросто можно забросать камнями или даже бомбами с черным порохом; что крепости и городские стены ничего не значат в дерзком новом мире, который сейчас рождался.

– Что, Вагнер, – ликующе промолвил Фауст, – ты по-прежнему считаешь меня безумцем?

Вагнер одним движением повернулся и резко простер руки к учителю, склоняя к нему голову.

– О учитель! – вскричал он. – Простите меня за то, что я сомневался в вас!

Менее чем через полчаса они опустились на поле в пяти милях от города; корзина опрокинулась, и Вагнер вывалился на землю. Сломанная нога была невеликой расплатой за совершенный полет, но это могло осложнить победное возвращение в город. Впрочем, сейчас все казалось прекрасным.

– Мы пережили долгую суровую зиму, – произнес Фауст. – Но теперь весна, вся природа расположена к нам и нашей работе. Вся Европа ляжет к моим ногам. Впереди ждут лишь слава и богатство.

На следующий день кредиторы Фауста собрались в ратуше и дружно поклялись подать против него иск.

За час до рассвета пронизывающий холод и неверный свет растворились в безоблачном небе над Виттенбергом. Жирные мухи-однодневки, комары и прочие обитатели берегов водоемов, рыщущие в поисках питания, внезапно вылетели из света и вторглись в темный город. Описав над ним пять огромных кругов, они пронеслись над темными и пустыми улицами, над складами и колокольней, над университетом и замком и вернулись в свет. Какое-то время под куполом света были видны двое мужчин на телеге – но вот она укатила в поля, и город, с его богатством, людьми и проблемами, под непрерывным действием всеобщего растворителя, известного как «сейчас», канул в небытие.

В мансарде за городской стеной студент, который, потратив всю ночь и бóльшую часть двух свечей, без устали корпел над переводом десяти страниц бессмертной риторики Цицерона, услышал цок-цок копыт и скрип деревянных колес. Он резко вскинул голову и тупо уставился на оштукатуренную стену, мыслями все еще погруженный в римскую славу и воспоминания о своей давней поездке в Париж.