— Могу я спросить? — робко интересуюсь я.

— Давай.

— Почему так сложилась твоя жизнь, что ты вынуждена… — Я хочу спросить о том, что она должна обслуживать мужчин, но язык не поворачивается.

Инас пожимает плечом.

— Я сирота. Опекун продал меня в бордель. Но я смогла сбежать оттуда. Скиталась, скрываясь от полиции и тех, кто меня искал. Хотела сбежать из страны, чтобы стать свободной, но у меня не было денег. Узнала от одной из девочек, что должен ехать фургон к Заиду, и смогла найти проводника.

— Проводника?

Инас кивает.

— Те четверо мужчин, что забрали нас, — это проводники. — Она снова наклоняется ко мне и продолжает уже шепотом, потому что наши разговоры сильно заинтересовали девушек, сидящих напротив: — Они работают на Заида и возят девочек не только ему, но и поставляют девушек в гаремы по всему Востоку. — Я ахаю от ужаса. — Да не вздыхай. Росла, небось, как тепличный цветок?

— Нет, совсем нет.

— Ох, невинное ты дитя, — заключает она, погладив мою руку. — Держись меня, не пропадешь.

Разговоры стихают. От качания фургона я начинаю дремать, дрейфую на грани сна и реальности, продолжая прислушиваться к тому, что происходит вокруг. Потом просыпаюсь и снова смотрю на Инас.

— Говори уже, — произносит она, почувствовав мой взгляд.

— А как долго нам ехать?

— Если без остановок, то к вечеру должны прибыть. Но это вряд ли. Полиция может остановить нас в любой момент. Так что может быть такое, что нам придется день переждать где-то на перевалочном пункте.

— Ясно, — тихо выдыхаю я. — А в туалет нас пустят?

— Надеюсь, что да.

Мы едем еще пару часов, а потом останавливаемся. Все девочки начинают метаться взглядами по фургону, и я вместе с ними. Наконец задние дверцы распахиваются.

— Выходим по одной, — грубо бросает один из проводников.

Он самый неприятный из всех. И пускай наши фигуры не видно под абаями*, но я все равно чувствую этот сальный взгляд, который так и ощупывает их. Пытаюсь прятать глаза, жалея, что не надела гишуа, чтобы скрыть лицо полностью. Пока девочки выходят, я расстегиваю свой чемодан и пытаюсь нащупать в нем накидку. Не могу пройти под взглядом этого страшного человека. От него у меня по коже бежит холодок. Он излучает жестокость и беспринципность.

— Что ты там копаешься? — рявкает он, и я вздрагиваю. Перевожу на него взгляд, который он тут же ловит и прищуривается.

— Минутку, — дрожащим голосом отвечаю я, а сама еле живая от страха. Краем глаза замечаю, что остальные девочки уже входят в небольшой дом в сопровождении двух проводников.

— Ну же, красивая, я жду, — его голос меняется и становится под стать взгляду: жадный, ощупывающий и как будто… грязный. По крайней мере, я чувствую себя грязной, когда он смотрит на меня. Начинаю быстрее ощупывать вещи в чемодане.

— А могу я взять его с собой?

И тут же жалею и о вопросе, и о том, что вообще задержалась в машине. Мужчина запрыгивает в фургон и захлопывает за собой дверь. Я вжимаюсь в дальнее сиденье, подтягивая к себе чемодан в попытке прикрыться им. Он надвигается на меня, и его улыбка становится шире.

— Вы… вы не должны смотреть на меня.

— Я буду делать с тобой все, что пожелаю.

— Я принадлежу Заиду.

— Господину Заиду, — цедит он сквозь зубы.

— Господину Заиду, — исправляюсь я.

— И, пока мы не доехали, ты принадлежишь мне. Так что будь послушной девочкой и открой лицо.

Я качаю головой и пытаюсь представить себе, что все это страшный сон. Он же не может так поступить. В нашей стране мужчина никогда не будет требовать от женщины открыть свое лицо и уж точно не станет делать грязные намеки. Я как будто попала в параллельную вселенную, из которой отчаянно хочу выбраться. Мужчина нависает надо мной.