– Но это же «кукла»!

Джип затормозил на площадке перед огромным, обнесенным трехметровой кирпичной стеной домом. Внизу, у причала, покачивался белоснежный катер.

– Мила, – сказал чеченец, улыбаясь своей плотоядной улыбкой, – человек, который способен взять деньги за свою девушку, не стоит и ста долларов. Неужели ты думаешь, я заплачу ему больше?

Прошел месяц с того памятного дня, как зарвавшийся чеченский бандит унизил и растоптал прокурора Андриенко, и каждый час этого месяца прокурор Андриенко думал о мести.

Сильнее жажды мести был только страх: страх смерти, которой Руслан совершенно недвусмысленно пригрозил ему в случае, если прокурор напишет заявление, и страх скандала из-за снятого на пленку проигрыша ста двадцати тысяч долларов.

Злоба, возможно, и пересилила бы страх, но Андриенко хорошо понимал, что из заявления ничего не выйдет. О чем писать? О том, что к его виску приставили пистолет? А кто в это время был в комнате, кроме вас и чеченца? Ах, никто? А почему родственник обвиняемого утверждает, что он был в это время вместе с ним? И пистолета не видел, зато слышал, как вы вымогали у Касаева деньги? Ах он врет? Он был в соседней комнате? А почему вы решили поговорить с Касаевым без свидетелей?

Словом, о заявлении надо было забыть – но забывать о мести прокурор не собирался. И поэтому, когда в среду ему на сотовый телефон позвонил человек и представился Ромой Вишняковым, Андриенко сразу вспомнил, кто это.

Менеджер по связям с общественностью казино «Коралл». Человек, которого Руслан Касаев выкинул на улицу. Человек, который очень много может знать о чеченце.

Рома Вишняков сидел напротив прокурора, в большом и светлом кабинете, где в стеклянных гробницах шкафов тосковали большие книги с золотыми обрезами, и посередине между Ромой и прокурором лежала кассета. Маленькая, чуть больше магнитофонной. Формата mini-DV.

– Это мне? – спросил Андриенко.

– Вам.

Вишняков откинулся на спинку стула, и под белой тенниской рельефно вспухли мышцы.

– Как вы ее достали? Говорят, вам не разрешили даже кроссовки забрать.

Рома развел руками.

– Сначала не разрешили. Потом пустили. Я же все-таки не бабу Руслана трахнул. Если бы я трахнул его бабу, Руслан Александрович никуда бы не звонил и никому бы не жаловался.

Прокурор сглотнул, представляя, что такой человек, как Касаев, может сделать со своим незадачливым соперником.

– А копий у него нет?

– Нет. Зачем ему копия?

Рома Вишняков заговорщически улыбался. Белокурые волосы и загорелая кожа делали его похожим на негатив старинного фото. Чертовски красивый негатив, надо сказать.

– От имени законности и порядка, – сказал прокурор Андриенко, – я благодарю вас. Это совершенно недопустимо, чтобы преступные элементы имели возможность шантажировать слуг закона, какой-то совершенно липовой….

– С тебя десятка.

– Что?!

– С тебя десятка, – сказал Вишняков, лениво улыбаясь полным смеющимся ртом.

– За кассету?

– Кассета бесплатно. Вот за это.

В руках молодого человека материализовалась папка, – пластиковая, прозрачная, с вытравленным рекламным слоганом кока-колы наверху.

– Это приговор Руслану. И не только.

Пальцы прокурора застыли в ложбинках пластика:

– Что значит – приговор?

– А ты сам посмотри.

Андриенко открыл папку.

Внутри было несколько документов. Точнее – копий. Копии были пересняты аккуратно и со знанием дела, – на каждом из документов перед сканированием были закрыты подписи и печати, и давая превосходное представление о существе дела, такая бумага лишалась всей своей юридической силы, словно патрон, из которого вынули порох.