Когда-то давно он сказал “мы все сотканы из противоречий”, и сейчас я воочию это наблюдала. Я бросала взгляд на Генри, слушала его и понимала, что за этими спокойными чертами лица, за этим ровным баритоном скрывается еще один человек. Манипулятор, жесткий лидер, милитарист. Однако сейчас, рассматривая все ипостаси личности Генри я поймала себя на мысли, что спокойно отношусь к его “темной стороне”. Я принимала и такого Генри. Не потому что должна была. А потому что хотела этого. Потому что мне был не интересен Пьер Безухов. Это был мой личный выбор, и я готова была поддержать Генри и в этом направлении.

15. Глава 15.

Между тем ужин подходил к концу, и нас пригласили на веранду, закрытую на частное обслуживание, куда подали напитки.

Мы разместились за небольшими столиками в удобных кожаных креслах, и наши разговоры поменяли оттенок, стали более личными, как и обстановка.

Сола рассказывала о своих детях, и как они адаптировались после переезда из Италии, Жан Розен отвечал НАТО-вцу, что его сын собирается поступать в Кембридж, я же сидела рядом с фрау Ройснер и миссис Оливер, иногда отпивала кофе и наблюдала за происходящим.

Генри разговаривал с Юргенсом и НАТО-вцем, и даже сейчас, в полуформальной обстановке, выглядел уже другим. Словно за это время он повзрослел еще на одну жизнь. Груз ответственности брал свое, и он уже давно перестал быть тем принцем, с которым я познакомилась в Штатах.

Разговор ушел в сферу образовательной системы и сравнения ВУЗов, и герцог внезапно произнес:

- Я в свое время закончил королевскую военную академию, и не пожалел. Именно там я выучился дисциплине. Чего так не хватает современной молодежи.

- Военная академия - это полезный опыт, - кивнул Генри, и я не была удивлена. Учитывая его сотрудничество с НАТО, он знал до основания военное дело, и, думаю, был отличным солдатом, военным лидером и стратегом.

- Злата, а что вы заканчивали? - внезапно поинтересовался герцог.

- Французскую филологию, - ответила я.

- Злата отлично говорит по-французски и очень хорошо ориентируется в истории и культуре Франции, - подтвердила Гвен. - На работе в ООН несколько раз бывала во Франции, и ее знания тоже помогли в сборе средств.

- Хороший выбор профессии, - произнес герцог, а Генри, как мне показалось, кивнул. И было понятно, почему. Одним из официальный языков Бельгии был французский.

- А из какого вы города? - поинтересовалась Сола, ставя чашку кофе на столик.

- Из Санкт-Петербурга.

- Замечательный город. Мы там бывали, - ответила она.

- Кстати, в нашем генеалогическом древе есть русские. И у Генриха, и у наших общих предков, - добавил Альберт.

- Есть, - подтвердил король.

Я знала об этом факте, мне о нем в свое время говорил сам Генри, когда цитировал Пушкина, но мне показалось, что Альберт не просто так завел этот разговор. Не просто так подчеркнул их взаимодействие с моей национальностью.

Ответ лежал на поверхности. Во-первых, Альберт знал о намерениях Генри в отношении меня и специально завел этот разговор. Во-вторых, бельгийская королевская династия таким образом признавала, что в их роду были русские, но этот факт никак не влиял на их политическую позицию, тесное сотрудничество с НАТО и активное финансирование военно-политического блока.

Собственно, мне было сложно представить, чтобы таким человеком, как Генри, можно было манипулировать или диктовать ему с кем встречаться или на ком жениться.

Оставалось непонятным одно - зачем я этому человеку. Еще будучи в Швейцарии, я поставила его в один ряд с Коулом и Нолоном и, наблюдая за его поступками, в очередной раз убеждалась, что мои выводы были верны. Он был самодостаточен и явно не из тех, кто любит, как Иэн.