Тут его и Вязникова взяли за плечи крепкие ладони Виктора Максимовича, учителя географии, который сегодня поставил Лесю пятерку за хорошее знание карты. Сейчас Виктор Максимович был дежурный педагог.

– Поединок окончен? Прошу господ дуэлянтов в учительскую.

– У него капает, – опять сказала Люба Ткачук. Остальные сочувственно дышали вокруг.

– Что?.. Ах, да. Ну-ка, намочите мой платок.

Сбегали, намочили. Дали Лесю. И он пошел в учительскую, прижимая к носу влажную ткань.

Потом он минут пять посидел в прохладной учительской – с запрокинутой головой и платком на лице. Это было даже приятно.

– Ну что, Носов, – сказала наконец Нина Владимировна. – Все еще капает?

– Кажется, нет… – Лесь встал и посопел.

– Очень хорошо… Ну, что же теперь с тобой делать?

– В каком смысле? – сказал Лесь.

Виктор Максимович хмыкнул. Оксана Тарасовна тихонько застонала. Две молоденькие учительницы – музыки и рисования – весело переглянулись.

– А в том смысле, Носов, – охотно разъяснила директор, – что ты устроил драку, грубо нарушил дисциплину и теперь я вынуждена принять решительные меры.

– Зачем? – спросил Лесь, посопев (нос, кажется, припух).

– Затем, чтобы впредь такие безобразия не повторялись.

– Пускай не рисует, не будет и повторений, – ответствовал Лесь, ощущая полную правоту.

– Вязников, конечно, тоже виноват, – вмешалась Оксана Тарасовна. – Однако начал ты! Зачем выяснять отношения кулаками?

Лесь посопел опять и разъяснил:

– Я, собственно, головой…

– Головой ты ему попал в корпус, – уточнил Виктор Максимович. – А синяк под его глазом – несомненный след кулака.

– Да? – с интересом откликнулся Лесь. – А где он?

– Я же говорю: под глазом.

– Вязников где? Отчего со мной с одним разбираются?

– А оттого, голубчик, что твой… соперник направлен стирать со стены свое художество, – сообщила Нина Владимировна. – Не волнуйся, отвечать будете оба по справедливости.

– Это совершенно бессмысленно, – сказал Лесь с некоторым сочувствием к Вязникову. – Уголь от белой стенки не оттереть, придется закрашивать.

– С этим мы разберемся, – добавила строгости директорша. – Ты лучше скажи: с тобой что делать?

– Что хотите, – откликнулся Лесь со спокойствием плененного героя, который успел совершить задуманный подвиг.

– Чего уж тут делать-то, – заметил Виктор Максимович. – И так собственным носом поплатился человек. Можно сказать, искупил кровью.

«Музыкантша» и «художница» хихикнули и опасливо глянули на директоршу. Будто школьницы. Оксана Тарасовна (тоже еще молодая, но более опытная) сказала опять со стоном:

– Но как он будет сидеть на открытом уроке? Там мои коллеги из пединститута, речь пойдет об эстетическом воспитании, а он в таком виде…

Лесь опасливо тронул нос:

– Очень распух?

– В порядке твой нос! Но рубашка!

Лесь вспомнил, глянул себе на грудь. Мамочка! Десяток бурых пятен.

– Да-а… – тихонько вздохнул он.

– Вот тебе и да! Марш домой и переоденься. На этот урок не попадешь, но хотя бы придешь на пятый, на музыку.

Лесь бросил взгляд на «музыкантшу»:

– Я, наверно, не успею.

– Значит, будешь прогуливать да завтра. По собственной вине, – сообщила Оксана Тарасовна.

– А завтра воскресенье.

– Ты надо мной издеваешься, да?

– Отнюдь, – сказал Лесь.

– Брысь отсюда, – печально велела Оксана Тарасовна.

– Виктор Максимович, платок я выстираю и в понедельник принесу, – с достоинством проговорил Лесь.

– Буду весьма признателен.

– До свидания. – И, трогая нос, Лесь покинул учительскую.

– Вот сокровище растет, – сказала ему вслед утомленная педагогическими заботами Нина Владимировна. – Господи, скоро ли на пенсию?