Многие знакомые киношники считали мою семейную жизнь пресной и ждали, что вот-вот я закручу роман с какой-нибудь блондинкой или рыженькой. Но на самом деле я вовсе не похож на тех героев, которых играю в кино. Эти великолепные мужчины были моей работой, я перевоплощался в рабочее время, но на дом работы не брал.

Когда мы легли, Кейт прижалась ко мне и положила голову на мое плечо. Я провел ладонью по ее гладкой коже, погладил ее плоский живот, упругие бедра. Она дрожала от возбуждения.

– Ну, как? – спросил я, целуя ее волосы.

– Очень...

А потом мы занимались любовью, как всегда, просто и обычно, но, потому что мы не были вместе месяц, это было очень хорошо, я бы даже сказал, необычайно хорошо. Мы пережили чудесные минуты, те, которые крепче всего связывают людей. Вот на этом и держится чувство уверенности и спокойствия, подумал я. Что еще нужно человеку?

– Волшебно, – вздохнула Кейт. – Это было волшебно.

– Ну что же, давай будем заниматься этим еще реже.

Она засмеялась.

– Ты думаешь, все зависит от выдержки?

– М-м... – зевнул я.

– Знаешь, я водила Криса к зубному и, ожидая в приемной, прочитала в журнале письмо одной женщины; у нее толстый и лысый муж гораздо старше ее, и ее давно от него тошнит. Она спрашивает, как ей сделать привлекательной их сексуальную жизнь. И знаешь, что ей ответили?

По голосу я понял, что она улыбается. Представьте себе, что вы спите с Эдвардом Линкольном.

– Ерунда, – я зевнул еще раз. – Думай о толстом и лысом мужике средних лет, который тебе надоел.

– Лет через двадцать, возможно, – засмеялась она.

– Покорнейше благодарю.

– Не стоит.

Мы уснули, обнимая друг друга.

У меня была отличная лошадь, которую тренировали в восьми километрах от нашего дома. Ее готовили для скачек с препятствиями. Когда я был дома, я ежедневно ездил на утреннюю выездку. Хозяин конюшни, Билл Треккер, человек чрезвычайно энергичный, не любил, когда хозяева совались в процесс, но ко мне отношение было особое. Во-первых, потому что еще пацанами мой отец и Билл подрабатывали на конюшне в Лэмбурне, а во-вторых, когда-то я сам принимал участие в скачках.

Состязаний в августе не было, поэтому через пару дней после возвращения я выбрался на тренировку. Билл позволил мне сесть на одну из хорошо выезженных лошадей. Это всегда возвращало мне уверенность, позволяя освежить навыки, полученные чуть ли не с колыбели.

Верховой езде меня научили раньше, чем я стал ходить. Я хотел быть жокеем, но мне не повезло: в семнадцать лет у меня был рост метр восемьдесят, а кроме того, мне явно не хватало того главного, что заставляет человека выбирать дело на всю жизнь. Я был разочарован. Тогда-то я и решил попробовать себя в кино, правда, без особой надежды.

Смешно, правда?

Мы выехали на пастбище, где гулял свежий прохладный ветер; девственный пейзаж портила электростанция на горизонте и шум машин на отдаленном шоссе. Мы ехали шагом, потом рысью, перешли в галоп и вернулись к шагу, чтобы дать лошадям остыть. Это была чудесная прогулка.

Потом Треккер угостил меня завтраком, потом я еще проехал на своей лошадке по ближайшим дорогам, при этом мы с конюхом на все лады склоняли автомобили, которые не считали нужным сбросить газ, проезжая мимо. Я крепко сидел в седле и вспоминал, как отец, натаскивая меня в этом, кричал: «Сиди прямо, остолоп! И прижми локти!»

Эван Пентлоу и Мадроледо были невероятно далеко, где-то в другом мире.

Когда я вернулся домой, жена готовила пудинг, а мальчишки спорили, кому первому кататься на роликовых коньках.