— Завтра в пять свободна будешь?

— Нет, — категорично качаю головой, понимая, куда дует ветер. — Я не свободна ни завтра, ни через неделю. Никогда.

— Придётся выделить время, Лисён. Встретимся в центре возле спорткомплекса.

— Ты что, не понимаешь? — хмурюсь. — Сегодня мы с тобой встретились первый и последний раз. Больше никаких встреч не будет.

— Ты передумаешь.

— Уверена, что нет. — Этот разговор начинает меня раздражать. — Останови, пожалуйста, возле въезда. Не нужно заезжать во двор.

— Боишься, что папочка нас увидит?

— Боюсь, но не за себя.

— За меня, что ли? — с сарказмом вскидывает бровь. — Мне приятно от твоей заботы, но это лишнее.

Наплевав на мою просьбу, Макс всё-таки въезжает на территорию дома и паркуется возле единственного подъезда.

Какой же он невыносимый!

— Это не забота, — цежу сквозь зубы. — И, может, хватит уже играть в крутого парня?

— Мне не надо играть, — парирует скучающим тоном. — Я и так крут.

Закатываю глаза, понимая, что передо мной настоящий нарцисс. Самолюбования в нём просто через край.

Дёргаю ручку двери, чтобы побыстрее избавиться от его общества, но она не поддаётся.

Оборачиваюсь, недоумевая.

— Не забудь, — лениво тянет боец, снимая блокировку, — завтра в пять возле спорткомплекса.

— Я не приду.

— Посмотрим.

Выскакиваю из машины и громко хлопаю дверью.

Меня аж потряхивает от негодования.

Я не привыкла к такой наглости со стороны противоположного пола. Папа всегда считается с моим мнением и желаниями. И Ваня тоже.

Ваня…

Болезненно морщусь, вспомнив о нём. В груди тяжелеет.

Наши отношения несколько лет были понятными и лёгкими, но сегодняшний день перевернул всё с ног на голову. И теперь я не знаю, что делать.

Мне всегда казалось, что Митронин надёжный, как мой отец. Что я могу полностью доверять ему и быть за ним как за каменной стеной. А в итоге в критической ситуации он повёл себя очень странно.

Может, я просто перенервничала, и завтра буду смотреть на всё другими глазами? Время покажет.

Сейчас мне нужно сосредоточиться на том, чтобы незаметно попасть домой. Ведь ни в коем случае нельзя появляться перед папой в таком ужасном виде.

Осторожно поворачиваю ключ в замке и открываю дверь. Звук включенного телевизора помогает мне скрыть шум. Но у отца феноменально развиты все органы чувств. Поэтому я успеваю лишь скинуть туфли и забежать в ванную, когда в спину летит громогласный голос:

— Наконец-то моя именинница дома. А где Иван?

— Он не стал заходить, — зачем-то вру. — Поздно уже.

Смотрю на себя в зеркало и ужасаюсь.

Я похожа на чучело.

Волосы спутаны. Макияж потёк, оставив после себя темные пятна вокруг глаз. Но самое отвратительное во всём этом — ярко-красный след на шее, который сто процентов вызовет у отца бешенство.

Быстро умываюсь, расчесываюсь и щедро намазываю тональником алую метку, в надежде скрыть её.

— Дочь, у тебя всё хорошо? — настороженность в тоне папы заставляет ускориться. — Ну-ка выйди, я на тебя посмотрю.

— Всё отлично, — распахиваю дверь, улыбаясь. — Устала просто. Вечер был очень насыщенным.

Не давая возможности хмурому сканирующему взгляду изучить меня, направляюсь прямиком к себе в комнату.

— Митронин тебя обидел? — вкрадчивый вопрос наполнен тяжестью и угрозой.

— Ты что? Нет, конечно, — кидаю через плечо, скрывая волнение. — Говорю же: насыщенные вечер. — И для достоверности добавляю: — Ваня пригласил меня в ресторан. Это было волшебно, пап. Я просто в восторге.

Ужасно. Не хочу врать отцу!

Хорошо, что он не видит моего лица. Там написано крупными буквами: «Лгунья». И от этого мне безумно стыдно.