Они ушли спустя час. Молча прошли лабиринт к воротам, молча забрались во внедорожник, молча допили – по-честному, по глотку – успевший остыть кофе, молча слушали усилившийся дождь, барабанящий по лобовому стеклу и разбегающийся в стороны из-под настойчивых шин.

У калитки мать обернулась, затараторила что-то неразборчиво, проглатывая целые слова – намолчалась! Позвала на завтрак, покачала головой на отказ, махнула рукой куда-то в сторону дома, лепеча что-то о старом покосившемся сарае. Дождалась прощального «Пока, ма», и осталась стоять, подобно соляному столпу, пока машина не скрылась за поворотом.

Только полдень. Ещё столько часов до вечера, а Джейден совершенно не знал, чем их занять. Он не хотел возвращаться домой, не хотел заглядывать в холодильник в надежде, что там осталось хоть что-нибудь в початой бутылке вина.

Он с трудом представлял, чем займётся – воскресным его временем раньше распоряжалась жена.

– Несса, – прошипел он, выруливая на скоростную магистраль.

Отвлёкся, не посмотрел в сторону, задумавшись о той, кому даже не соизволил перезвонить, чтобы хоть как-то исправить неисправимое.

Раздался грохот, скрежет металла – в бок со стороны водительского сиденья въехал грузовик, сминая дверь и кроша стекло. Осколки бросились врассыпную, запутались в волосах, смешались с кровью, расчертили на лице дьявольские символы. Джейден почувствовал удар в бок, что-то разорвало кожу на плече, оголив белоснежную кость. В нос ударил запах железа, бензина и горящих покрышек.

Он не успел ничего увидеть или подумать. Какая ирония – провалиться в чертову бездну с именем, пусть и любимой, но бывшей на устах.

Какой бы вышел рассказ!

***

Следующие пару недель выпали из жизни, скомкались в один миг, в одно дрожание век. Джейден не видел ни света, ни белых коридоров, ни туннеля или зовущего за собой седовласого старца. Не подходил к подпирающим бесконечность литым вратам, у которых сидят на стертых до костей коленях страждущие, пытаясь сочинить новую историю своей жизни, подобрать слова, способные обнулить все попытки при жизни просрать свою бессмертную душу. Как он сам – мучительно вытаскивал из себя буквы и фразы, когда пытался написать свой первый рассказ.

Вместо этого Джейден просто зажмурился от боли в плече и тут же открыл глаза, уставившись на скудный свет, полосками пробивающийся из-под грязно-серых жалюзи. Окно было таким крошечным, что казалось невозможным высунуть из него даже ладонь, чтобы приветствовать таких же, как он сам, – оставшихся жить.

Лучше бы он остался в темноте. Первые несколько дней Джейден только и делал, что отчаянно, до боли в глазах, жмурился, в надежде снова выпасть из пульсирующих и терзающих болью мгновений, растянувшихся на целую вечность. Разве он когда-то мечтал о бессмертии? И если это оно, в пору заключить контракт с дьяволом, лишь бы выбить себе место у пылающего огнем котла. Всё лучше, чем чувствовать каждую клеточку тела, взрывающуюся ядерным взрывом под кожей, превращая плоть в кровавое месиво.

Страшно было даже пошевелиться – вот-вот лопнет тонкая плотина, удерживающая того, кто теперь лишь отдалённо напоминал человека, в более или менее приличном виде.

Отвлечься не получалось. Помогали только лекарства, поступающие в раздутые синие вены по прозрачной трубке, приколотой к сгибу руки. Но их давали не так уж часто, и всё остальное время – примерно двадцать два часа и десять минут каждый сутки – Джейден пытался договориться с собой и с тем, кого называл «Эй, на небесах», что сделает всё что угодно, лишь бы это поскорее закончилось.