– В Майами климат получше, – с улыбкой ответил я, и мы зашли в дом.

Просторный светлый холл был полностью заставлен композициями из цветов, в основном из искусственных, и это понятно, учитывая астму Билла. На меня подобная обстановка произвела двойственное впечатление: с одной стороны, приятно зачаровывала, с другой – навевала мысли о кладбище. Я вспомнил, как прилетал в Лос-Анджелес на каникулы, чтобы погостить у Джона. Его мама занималась флористикой. Я мог часами наблюдать, с какой нежностью Сьюзен создает букеты. Джон посмеивался надо мной и пытался вытянуть на очередную гулянку, считая возню с цветами делом женским. Мне же нравилось не столько наблюдать за техникой работы флориста, сколько находиться в обществе его матери. Добрая, ласковая Сьюзен сильно отличалась от моей мамы – строгой и властной миссис Доусон. Из-за нехватки любви собственной матери я готов был просиживать часы рядом с чужой, лишь бы послушать ее мягкий, успокаивающий голос[2].

– Как видишь, ничего не изменилось, – рассмеялся Билл, заметив, как я, расположившись на диване, с любопытством оглядываюсь по сторонам.

В следующее мгновение в комнате появилась Сьюзен, а за ней влетел и сам Джон: спортивный, обаятельный и, черт возьми, такой же жизнерадостный.

– Ник! – крикнул он и бросился ко мне, перепрыгивая через небольшую тумбу, стоящую у него на пути. – А-а-а, как же я рад!

Я не успел подняться с дивана: Джон навалился на меня с объятиями и начал бить кулаком по плечу так же, как мы любили дурачиться в студенчестве.

– Оставь его, – я услышал знакомый мягкий голос. – Билл, ты только посмотри на них. Все такие же мальчишки!

– А ты подкачался, – не унимался он и ударил меня в твердые мышцы пресса.

– Пусти! Дай поздороваться со Сьюзен.

Я поднялся с дивана и на мгновение застыл. Передо мной стояла мама Джона, но не та молодая цветущая женщина с сияющими глазами и гордой осанкой, а постаревшая, ссутулившаяся и совсем незнакомая мне женщина. Когда-то пылающее здоровым румянцем лицо посерело, похудело и было покрыто мелкими морщинками. Не ожидал увидеть Сьюзен такой: разве можно за пять лет настолько постареть? Я сначала растерялся, а затем приглушил смятение и с дрогнувшей улыбкой обнял ее. Неожиданно она расплакалась, и мое сердце настороженно екнуло: неужели мой приезд настолько сильно взволновал Сьюзен? Вполне возможно, учитывая ее чувствительность и добросердечность, но все равно странно. Моя мама никогда бы не расплакалась по случаю приезда сокурсника. Даже когда я прилетал из Далласа на каникулы домой после долгой разлуки, мама никогда не плакала, да и не радовалась особо.

– Ну что вы! Не плачьте, – отстранившись, я пытливо заглянул в лицо Сьюзен. Хотелось понять, в сентиментальности ли дело.

– Джон, проводи Ника в комнату. Пусть переоденется, и давайте ужинать, – хмуро прервал Билл. – Ник, сегодня переночуй у нас, а завтра я покажу тебе квартиру, которую будет оплачивать журнал, – объяснил он и направился в сторону стеклянных раздвижных дверей.

– Как там Шерли? – спросил я у Сьюзен, прежде чем пойти за Джоном. Я помнил, что она была младше брата, улетела в Лондон после нашего выпускного и встречалась с парнем. – Она вышла замуж?

Сьюзен изменилась в лице и еле слышно ответила:

– Да.

Я не успел ничего добавить, так как она стремительными шагами уже направлялась к раздвижным дверям, за которыми недавно скрылся Билл.

– Ник, ты чего? – в холле снова появился Джон. – Пошли!

– Иду, – растерянно произнес я и, прихватив багаж, поплелся вслед за другом.