– А когда вы обратили внимание на их исчезновение?

– Летом. Где-то в середине июля, пожалуй. В почтовом ящике скопились неоплаченные квитанции, хотя до этого Борис Авенирович забирал их регулярно. Кроме того, мне показалось, что я чувствую неприятный запах из их квартиры, и я позвонила в полицию. Вот, Павел, наш участковый, тогда приезжал, может точно посмотреть, какого числа это было.

Оперативник и этот самый Павел обменялись малоприятными взглядами.

– Ну что, все понятно, пойдемте, Софья Михайловна, будете понятой при вскрытии квартиры ваших соседей.

Соня снова посмотрела на часы, показывающие десять минут четвертого. Да, пожалуй, полчаса у нее еще есть.

– А это долго? – робко спросила она. – А то у меня в четыре часа назначена встреча…

– Зависит от результата, – оперативник нехорошо усмехнулся, – но будем надеяться, что ничего, кроме испорченных продуктов, мы в этой квартире не найдем.

Вторым понятым оказался сосед из третьей на их лестничной площадке квартиры – отставной военный Владимир Петрович.

– Паникерша ты, Сонечка, – укоризненно выговаривал он, наблюдая, как вызванный из управляющей компании слесарь виртуозно вскрывает два замка на двери Галактионовых. – И чего шум подняла? Людей только от дела отрываешь. Вот вернется Борька из своей поездки, будешь ему объяснять, почему дверь в квартиру вскрыта. Знаешь же, как он трепетно к этому всему относится.

– Да, знаю, – уныло сказала Соня.

Проблема теперь уже казалась ей надуманной, и она начала испытывать привычное чувство неловкости, которое возникало у нее всегда, когда чужие люди ее в чем-то обвиняли.

Щелкнул замок, открылась дверь, затем вторая поехала внутрь, открывая взглядам собравшихся длинный пустой коридор. На лестничную клетку из этого коридора вырвалась волна чудовищной вони, заставившая отшатнуться к стене.

Владимир Петрович больше не бухтел, стоял молча, сжав губы в узкую прямую линию. Рядом белел лицом полицейский, видимо, предвидел для себя серьезные неприятности.

– Знакомый запах? – Оперативник внимательно смотрел на Сониного соседа.

Она, затаив дыхание, ждала его ответа, как будто от него зависела жизнь.

– Да, – нехотя ответил он. – Я в Афгане служил. «Груз 200» не раз отправлял на шестидесятиградусной жаре.

– Ладно, что тут стоять, пошли. – Полицейский шагнул внутрь, сердито повернулся к топтавшейся на пороге Соне: – Что вы застыли, Софья Михайловна, проходите, вы же понятая. Да и кашу эту всю заварили тоже именно вы.

Стараясь не дышать, как будто это было возможно, Соня заставила себя перешагнуть порог. Гуськом они дошли до кухни, заглянули в нее. На полу, под столом лежало то, что осталось от Бориса Авенировича. Никогда до этого Соня не видела мумифицированного трупа, но отчего-то при первом же взгляде на него поняла, что это именно он, а не его сын.

Глаза слезились от тошнотворного запаха. А на лестничной клетке он был в сто, нет, в пятьсот раз слабее из-за двух довольно герметичных, практически сейфовых дверей.

Соня вдруг совершенно не к месту удивилась тому, что у двух пенсионеров (одного по возрасту, другого – по инвалидности) в квартире были установлены такие сейфовые двери. Можно подумать, у них могло быть что-то ценное.

Полицейские вместе с соседом Владимиром Петровичем уже прошли дальше, в одну из комнат, но Соня не могла себя заставить сделать больше ни шагу внутрь ужасной квартиры. Она не сомневалась, что и младшего Галактионова тоже не было в живых.

– Еще одна мумия. – Оперативник, бывший здесь, по всей видимости, за старшего, витиевато выругался сквозь зубы.