– Всё просто, Алексей Григорьевич. Вы долгие годы находитесь подле императрицы. Полагаю, это не просто так? – я позволил себе улыбнуться. – И, обращаясь к вам, я надеялся на маленькое чудо. Что вы блюдёте интересы Елизаветы Петровны выше, чем чьи-либо ещё.

Разумовский кивнул.

– Вы обратились по адресу, Константин Платонович. Её интересы я ставлю даже выше своих и особенно выше личных симпатий.

– Это именно то, что мне было нужно.

Я поклонился и распахнул перед ним дверь дормеза.

– Константин Платонович, я должен переговорить с девушкой один на один, – попросил Разумовский, когда мы поднимались к нам на этаж. – Вы позволите?

– Не вижу препятствий, Алексей Григорьевич. Мне скрывать нечего, как я уже говорил.

Едва мы вошли, как услышали из глубины квартиры Танин голос. Девушка напевала тягучую грустную мелодию, что-то про берёзу и несчастную любовь. Разумовский едва уловимо улыбнулся и обернулся ко мне.

– Это она? – спросил он шёпотом.

Я кивнул.

Он приложил палец к губам и пошёл на голос.

У окна в гостиной мы и нашли Таню. Негромко напевая, девушка сосредоточенно рисовала small wand'ом на стекле связку Знаков. Один из полезных трюков, что я ей показывал – снаружи невозможно подглядеть, что происходит внутри, вместо людей видны только размазанные цветные тени.

Таня стояла к нам вполоборота. Глядя на её профиль, Разумовский замер и пальцами потёр глаза.

– Господи, – проговорил он еле слышно, – одно лицо с Лизой.

Мне довелось видеть императрицу два раза, но не скажу, что находил особое сходство между ней и Таней. Но то я, а вот Разумовский знал Елизавету в молодости и у него было с чем сравнивать.

Я положил руку ему на плечо, слегка придержав. И только когда Таня закончила рисовать Знаки, я постучал в открытую дверь.

Девушка обернулась. На секунду она смутилась, но быстро справилась с чувствами и приветливо улыбнулась.

– Добрый день, сударь.

– Татьяна, разрешите рекомендовать моего друга, – наш гость низко поклонился, – граф Разумовский Алексей Григорьевич.

– Очень приятно, ваше сиятельство.

Разумовский подошёл к Татьяне, поклонился ещё раз и поцеловал ей руку.

– Счастлив видеть вас, сударыня. Скажите, что вы пели? Мне казалось, у этой песни другая концовка…

Я не принимал участие в разговоре. Встал скромненько в сторонке и наблюдал за Разумовским. А он ещё тот персонаж – задаёт вроде невинные вопросы, а сам осторожно выпытывает подробности из жизни. Годы, проведённые рядом с императрицей, не прошли даром для казака, превратив его в опытного царедворца.

– Я оставлю вас на минуточку, – я подмигнул Тане, – распоряжусь подать чаю.

Он просил о разговоре с Таней наедине? Что же, я выполнил просьбу и дал ему почти четверть часа. Впрочем, я слегка подстраховался – в соседней комнате находился Киж, невидимый и неощутимый для Разумовского. Так, на всякий «пожарный» случай и ради моего спокойствия.

От чая Разумовский отказался.

– Нет, благодарю, Константин Платонович. Я должен ехать и хотел вас попросить: постарайтесь никуда не выходить, ради вашего же блага, – он покачал головой. Вид у него при этом был несколько растерянный. – Я приеду к вам, как только смогу. Ничего пока обещать не буду, но сделаю всё возможное.

Проводив его, я вернулся в наши комнаты и подозвал Кижа.

– Дмитрий Иванович, для тебя есть серьёзное поручение. Отправляйся во дворец, прямо сейчас. Мне нужно знать, что происходит у Елизаветы и вокруг неё.

– Вы не забыли, Константин Платонович? Я не могу войти в покои императрицы.

– Не можешь, помню. Но никогда не поверю, что там нет возможности подслушать. Ставлю сотню рублей, наверняка есть какие-нибудь слуховые окошки или что-нибудь такое.