— Ааа… — хмыкнул Степан. — Это ты на Остапа Бендера намекаешь? Не сразу сообразил. Теперь понятно… Так ты, не прикалываешься? Вошел и сразу под карету? Офигеть! А куда ты вообще попал? Андрюха сказал, что игра под меня… в смысле, под тебя уникальную локацию сгенерировала. Что, кстати, тоже отмечено руководством проекта весьма положительно. Поскольку стимулирует развитие Иск-Ина.

— Этого я еще не знаю.

— В смысле?

— В самом прямом. После воскрешения мой перс оказался в каком-то зиндане. Голый. На ногах колодки, окошко высоко. Так что, как сказал классик, пока для меня весь мир — тюрьма.

— Театр…

— Не умничай.

— Обалдеть… — сын помолчал, подумал и прибавил. — Ну ты, батя, даешь… Летчик-испытатель, блин. Ты поаккуратнее. Не поломай игрушку. Знаешь сколько в нее миллионов вбухали?

— Понятия не имею… Все. Стоп. Конец связи… Ко мне вертухай пришел. Не отвлекай. Если будет что интересное или жутко необычное, сам перезвоню.

4. Глава 4

На мониторе я увидел, как открылась дверь в камеру, и на пороге возник невысокий крепыш в короткой кольчуге, с саблей на поясе и большой связкой ключей в руке. Судя по шевелящимся губам, он что-то говорил, обращаясь к заключенному. Ко мне, то есть. Но колонки были выключены, а шлем транслировал звук по другому принципу.

В общем, если я хотел узнать, что происходит, надо было поскорее возвращаться в игровой мир.

Положил телефон, закрыл глаза и нахлобучил шлем. Легкое головокружение и…

— Да оставь ты полудурка в покое, Хома… — послышался хрипловатый мужской голос. — Ему как в детстве кобыла копытом в лоб зарядила, так до сих пор головой мается. Это ж надо додуматься… С дышлом на драгун бросаться.

Перед глазами снова были мрачные стены камеры, голый зад холодила мокрая, прелая солома, а тюремщиков оказалось двое. Просто второй не заходил внутрь. Стоял в коридоре и заглядывал в дверь через плечо товарища.

— Это да… — вздохнул Хома. — Никто при здравом уме на такое не отважится… Все село глаза опускало и в пояс кланялось. Один только дурень за Марийку вступился.

— А толку? — смачно плюнул на пол второй тюремщик. — Не знаешь разве, что обух плетью не перешибить? Парня казнят. А взбалмошную девку не сегодня-завтра крестьяне сами поймают и к пану хорунжему приведут. Не первая она и не последняя… По всех деревнях в округе панские байстрюки бегают.

— Это верно. Как померла пять лет назад пани Елена, царствие ей небесное, так и заколобродил пан Юзеф… — согласился Хома. — А хлопца все равно жаль… Он же как дите невинное. Эй! Максим! Слышишь меня?

Я хотел ответить, но ротовой аппарат персонажа заупрямился и издал лишь невнятное мычание.

— А-а… У-у… Мм…

Блин! Перемудрил я с настройками. Не хватало внутри альтернативно одаренного перса оказаться. Вот засада… Хорошо хоть не глухой.

— Мы не можем ослушаться и обязаны принести тебе обед, но ты не ешь ничего… Потерпи… Быстрее ослабнешь — скорее умрешь… Меньше мучиться будешь.

Ага, счаз… Меньше или больше — это все потом, а сейчас у меня в животе так урчит, что я колодки грызть готов. И это не просто голод, а самый натуральный дебафф, уже понижающий на единичку силу и выносливость.

Огляделся и увидел на полу миску с каким-то варевом и приличный кусок хлеба рядом. То что надо. И больше не слушая, что говорит стражник, потянулся за пищей.

— Тьфу… — сплюнул в сердцах Хома. — Говори с горой, а гора горой. Как о стену горохом.

— А я о чем? — отозвался второй. — Кажу ж, не связывайся с дурнем. Значит, на роду ему так написано. Пошли уже… Ничем ты племяннику не поможешь, только сам под подозрение попадешь. Думаешь, не найдется кому шепнуть пану, что бунтовщик твоей двоюродной сестры сын?