Когда стол и кресла установили, Глав. Гад опустился в одно из них, а на другое милостиво указал невзрачному мужичонке. Третьего кресла, как я поняла, для князя предусмотрено не было, что он принял с неожиданным для меня смирением. Даже головой в сторону «господина» не повел, наоборот — сделал несколько шагов в сторону, как бы подтверждая, что принимает право мужичка сидеть в своем присутствии!

В следующую минуту вся поверхность стола была заполнена предметами необходимыми для легкого перекуса с чаепитием. Я едва удержалась от скептического хмыканья, уж больно неправдоподобным показалось мне серьезное изменение в состояния мужика, который едва осмелился прикоснуться задницей к самому краешку кресла.

Однако, отдать должное, гостеприимство, или скорее «демонстрация гостеприимства», свое дело все же сделали: осушив пару чашек чая и даже схрупав несколько печенюшек, «поручение» освоилось и приобрело способность к диалогу. Видимо он был сильнее духом, чем могло показаться по его поведению.

Стоило только «хламидам» убрать со стола атрибуты чаепития, как князь, все это время покорно стоявший чуть в стороне от столика, приблизился к нему и вынув у себя из-за пазухи плотно скатанный свиток, развернул его по центру стола.

Едва свиток разместился на положенном ему месте, как мужик, притащенный князем едва ли не за шкирку, разительно переменился: он удобнее устроился в кресле, расправил плечи и будто даже стал немного выше ростом. Откуда-то достав длинный тонкий карандаш и используя его как указку он потянулся к свитку:

- Прошу Вас, ваша милость, взглянуть на этот чертеж...

Едва были произнесены эти слова как внутри меня будто взвыла сирена пожарной тревоги, даже колокола начали бить где-то на грани сознания. Я вся напряглась и буквально «обратилась в слух» — вот когда начинаешь понимать многократно читанные изречения.

Будто подыгрывая мне, что-то случилось и с моим зрением : только что я могла видеть только развернутый свиток на столе и вдруг — четко и в деталях вижу изображенный на нем тонкими линиями рисунок, который назвать «чертежом» можно только с очень большой натяжкой!

И мне почему-то кажется, что этот рисунок я смогу вспомнить до мелочей, до каждой незначительной черточки спустя и год, и два, и десять лет! Да, черт возьми, смогу ли я его забыть хотя бы на пороге смерти?! Сомневаюсь...

А мужик тем временем водил по «чертежу» своей «указкой»:

- Обратите внимание на схему среза: башня спроектирована как совершенно круглое сооружение... Простите, Ваша милость,— как сооружение с круглыми стенами... э-э... то есть я хотел сказать...

- Да вы не волнуйтесь так, любезнейший, - мягчайшим голосом с самыми доброжелательными, уважительными интонациями, перебил его маг, - я вполне понял, что вы хотите сказать, да и на вашем чертеже это замечательно видно. Продолжайте пожалуйста!

Вот если бы я в этот момент не лежала, положив голову на сжатые кулаки, то есть в абсолютно устойчивой позе, то наверное так бы и рухнула где стояла, настолько эта фраза не походила на ту надменно-«рыкающую», которой Глав. Гад встретил Славомира!

От уважительного «Вы», конструктор (а кем еще он мог быть?), по моему подрос и еще немного, если не физически, так в плане самоуважения — точно!

- Так вот, - явно приободренный, заговорил он спокойнее и увереннее, - башня понемногу сужается кверху и вместо крыши у нее запланирован купол, как Вы и пожелали, из полированных серебряных пластин, которые будут уложены друг на друга «внахлест» так, чтобы походить на огромный бутон...