Ректор кивнула.
— Да. Риш очень талантлива, Дар, очень.
Интересно, почему она зовёт его «Дар»? Почему он её «Эмил», я понимала — это означает «свет». По-эльфийски. А вот «Дар»? Это ведь… «тьма».
Кажется, я сама ответила на свой вопрос. Свет и тьма.
— Это удивительно, но она действительно умеет обращаться абсолютно со всеми Источниками силы. У неё определённый талант к магии Крови. А ещё Риш маг Разума.
Ну ничего себе!
Дрейк тихонько присвистнул.
— Об этом ты мне не писала…
— Я тогда сама не знала. Поняла недавно. И знаешь, если бы не магия Разума, вряд ли мне удалось бы спасти девочку. Я ведь рассказывала, как её сила едва не сожгла меня, когда мы сняли блокираторы магии? Теперь я понимаю: если бы не магия Разума, Триш бы не выжила.
Магистр улыбнулся и накрыл ладонью руку Эмирин.
— Ты всегда поражала меня своей любовью к чужим детям.
Она упрямо тряхнула головой.
— Риш мне не чужая, Дрейк.
— Я знаю, — сказал он тихо и ласково. — Ты умеешь любить их по-настоящему, так, как если бы они были твоими. Я помню.
Я смотрела на магистра, и в груди у меня что-то жглось, словно кипятком ошпаренное. Не только потому, что он говорил с ней так, как никогда не говорил со мной, но ещё и…
Я внезапно поняла, почему моё проклятье коснулось именно Эмирин. Смертельную одержимость можно испытывать только к тому, к кому уже привязан. Чувства не могут взяться с неба, они только… усиливаются до невозможности.
И я, наблюдая во время этого сна за Дрейком, увидела: он любит Эмирин. Нет, не так, как мужчина, чей взор затмевает желание обладать женщиной, а как подданный, бесконечно преклоняющейся перед своей королевой. В магистре Дархе удивительно сочетались дружеское участие и восхищенное благоговение перед тем, кто заведомо лучше и чище тебя.
Но я его понимала.
И ненавидела себя за это понимание…
.
Сон переменился. Но я осталась стоять на той же поляне. Только теперь день был не ясный, а пасмурный, и, кажется, даже дождь накрапывал. Листья цвета закатного солнца негромко, но тревожно шелестели. Ветер дул нешуточный, но во сне я его не чувствовала.
Триш стояла напротив какого-то мужчины, смело вздернув голову вверх, и её красный глаз воинственно сверкал.
Хотя… почему — какого-то? Я хорошо знаю этого мужчину. Риланд, Повелитель тёмных эльфов и один из героев моего первого сна про Триш.
— Ну и зачем ты меня сюда привела? — спросил он насмешливо. — Не могли в доме поговорить? Сейчас же дождь начнётся.
— Ничего, не сахарный, не растаешь! — заявила девочка громко. Наверное, ей было… лет десять. Уже не ребёнок, почти подросток.
— Не груби, дочь, — сказал Риланд спокойно, даже равнодушно, а я от удивления чуть на землю не свалилась. И свалилась бы, будь у меня тело в этом сне.
Как это — дочь?!
— Никакая я тебе не дочь! — огрызнулась Триш. — Если бы я тогда не задействовала магию Крови и не поняла, что ты мой папочка, ты сам ни за что бы не признался! А теперь Эмирин хочет, чтобы я с тобой общалась! А я тебя видеть не желаю!! Ты меня сначала убить хотел, а потом пять лет моей судьбой даже не интересовался. И что же изменилось?
— Прекрати орать, — поморщился Риланд. — Ты, между прочим, эльфийская принцесса, а орешь, как хабалка на базаре.
— Сам ты хавалка! — оскорбилась Триш, но продолжить ей не дали.
— Помолчи минуту, дай мне сказать. Я не претендую на особый статус твоего отца, ты права, мне это не нужно. Ты — результат случайной связи, я предупреждал твою мать, что ребёнок от неё мне без надобности, но она захотела рожать. Теперь ты живёшь у Эмирин и Нарро — ну и живи. Живи, Риш. Но я хочу, чтобы ты поняла: гораздо больше, чем твоей жизнью, я дорожу дружбой с Эмирин. Она попросила меня заниматься с тобой магией, и я не хочу ей отказывать. Относись ко мне просто как к учителю, если не можешь иначе. Я переживу.