Гулко хлопнула входная дверь. Почти сразу после этого послышался тихий вздох Дин, и Дамир обернулся к ней.

— У меня к тебе будет просьба, Мирра, — сказала вдруг Рональдин, и голос её звучал одновременно мягко и жёстко, напомнив Дамиру голос тёти Эм. — Пожалуйста, не спрашивай Шайну о её прошлом.

— Почему?

— Ей больно, — ответила Дин просто. — Я чувствую это и не хочу, чтобы Шайне было больно. Она мне нравится.

Нравится?.. Вот эта угрюмая, нелюдимая девушка с широкими, будто бы сросшимися бровями?

— Поэтому не обессудь… Будешь обижать её, — взгляд Дин внезапно стал острым, — получишь.

— Да я и не собиралась, — Дамир рассмеялся. — Я же не знала, что она так воспримет мой вопрос… Хочешь, извинюсь?

— Не надо, Шайна не обиделась. Просто оставь прошлое в прошлом, и всё.

— Договорились.

Дин улыбнулась и выдохнула с облегчением, и тогда он решился на вопрос:

— А я… я тебе нравлюсь?

Почему-то ответ на этот вопрос стал вдруг очень важен Дамиру. И сердце как-то радостно ёкнуло, когда Дин кивнула.

— Да, ты хорошая. Мне вообще повезло с соседями. Пошли за Шайной? Надо бы всем вместе сходить в библиотеку за учебниками.

— А как мы будем её искать? Она ведь могла пойти куда угодно.

— Не-е-ет, — Дин засмеялась. — Я совершенно точно знаю, куда она отправилась. Без вариантов.

Дамир охотно верил. В конце концов, в Рональдин текла кровь Эмирин — хозяйки и хранительницы академии. Впрочем, возможно, дело было совсем не в этом, а в чём-то другом. В чём-то, из-за чего Дин решила защитить Шайну — девушку, которая выглядела так, будто совсем не нуждалась в защите.

Шайна Тарс

Мирра и Рональдин настигли меня, когда я была в холле первого этажа. Я стояла и смотрела поочередно на залы памяти и почёта, раздумывая, куда мне больше хочется зайти. В зале памяти я могу увидеть маму… могу, но боюсь. А в зале почёта мне совершенно нечего делать. Меня не интересуют многочисленные императоры и императрицы.

— Ну как? — спросила Дин, как только они с Миррой спустились с лестницы и встали рядом.

Я вздохнула и покачала головой. Почему-то я сразу поняла, о чём спрашивает Рональдин, а она поняла, что означает мой ответ. В отличие от Мирры.

— Знаете, девочки, — голос рыжей сочился иронией, — может, вы и умеете переговариваться мысленно, но я этим искусством не владею.

И почему-то я решила прояснить ситуацию. Наверное, на меня Дин так действует.

— Я ходила к ректору. Просила поменять мне личного куратора.

— А-а-а, — взгляд Мирры наполнился сочувствием. — Ну да, ответ Эмирин был предсказуем…

— Эмирин? — хором удивлённо спросили мы с Дин. Она называет ректора просто по имени?!

Рыжая, кажется, смутилась.

— Ну да. А что такое? Она же Эмирин.

Спорить с этим было сложно, поэтому мы ограничились скептическими взглядами. А Мирра поспешила сменить тему:

— Ты хотела зайти в зал памяти? Или в зал почёта?

Я кивнула.

— В какой-то из них. Но в какой, я ещё не решила.

— Что тут думать? — фыркнула рыжая. — Зал памяти гораздо интереснее! Пойдёмте. — Развернулась и направилась ко входу в зал.

Ещё одна командирка на мою голову… Впрочем, Мирра права. Я так ещё долго буду стоять и решаться, когда надо просто идти.

Но как же это иногда сложно — просто что-то сделать… Просто идти, просто сказать. И даже просто молчать.

Зал памяти оказался большим, но меньше, чем я думала. В длину шагов, наверное, сто, а в ширину пятьдесят. По стенам, слева и справа — стеклянные шкафчики, заполненные какими-то кубками, медальками, монетками, шкатулками и прочей мелочёвкой. А в центре — колонны с портретами и магическими фотографиями, которые около сто лет назад изобрёл один из профессоров ЛАМ.