Я бы позвонила Веронике, моей бывшей соседке по комнате, но у нее любовь, она счастлива, она съехала. Я бы позвонила своей матери, но для меня больше нет матери.

Поэтому звонить и жаловаться на жизнь, судьбу и плакать мне некому. Сама виновата. Хватит уже, три недели ходила с унылым лицом, пора брать себя в руки, учиться – и так долгов нахватала. Пора снова нацепить маску беззаботной девочки, которая порхает по жизни – и да, ищет богатого жениха и не разменивается на ровесников и одногруппников.

Дерьмо, а не план.

Нельзя увлекаться никем, а то, что произошло, должно стать для меня уроком.

Стерла слезы, встала со скамейки, начал моросить дождь, застегнула замок куртки выше, быстро пошла к остановке. Мне бы вздохнуть с облегчением, что все хорошо со здоровьем, что я не беременна, но отчего так болит все внутри, не могу понять.

Мне больно, безумно больно, меня использовали, поиграли, а потом выбросили, как куклу. Нет, в прямом смысле меня не выбрасывали, я проснулась в номере дорогого отеля, одна на огромной кровати, голая, с больной головой и ломотой во всем теле, а еще засосами, синяками.

Короткое платье и туфли валялись в центре комнаты, а еще несколько открытых бутылок шампанского и три бокала. Нашла сумочку, в ней было пять пятитысячных купюр, которые мне не принадлежали, ключи от комнаты в общежитии и телефон.

Лучше бы я его потеряла или не разблокировала, чтобы посмотреть уведомления и сообщения. Потому что в галерее были фотографии.

На них была я.

Обнаженная, лежащая на кровати, на лице лишь отражение того, что мне хорошо. Было несколько снимков с мужчиной, но лица его не было видно, лишь мускулистая широкая спина с татуировкой скорпиона по всей ее правой части. Мужчина меня прижимал к себе, целуя, ухватив за волосы, жадно впившись в губы. Крепкие ягодицы, мускулистые бедра, он стоял на коленях на кровати.

Меня тогда вырвало, едва успела добежать до унитаза. Боль скручивала тугим узлом желудок, меня рвало желчью, спина покрылась потом. Я долго приходила в себя, сидела в душе, поджав под себя ноги, и глотала слезы.

Потому что плакать нельзя.

Слезы – это жалость к самой себе. Артур бы встряхнул меня за плечи и прокричал именно это в лицо.

Но как так? Как так это все вышло? Как я вляпалась в такое дерьмо?

– Девушка, аккуратней, смотрите, куда идете.

– Извините.

Наткнулась на какую-то женщину, чуть не сбила ее с ног, вновь уходя воспоминаниями в прошлое. Запрыгнула в маршрутку, вцепилась в поручни, ехать всего пять остановок. Вечером надо будет взять у Журавлевой конспекты, переписать, в библиотеку сходить и забыть все как страшный сон.

Вышла на своей остановке, дождь усилился, волосы за минуту промокли, накинула капюшон, начала перебегать дорогу, осмотревшись по сторонам, машин не было. Но когда до тротуара осталось несколько метров, рядом резко остановилась черная спортивная машина с сигналом и визгом тормозов.

– Эй, кукла, куда лезешь?

Парень с места водителя крикнул громче музыки, что долбила из динамиков, окна были открыты, а меня как ударило в грудь.

Это его «кукла» резануло по нервам.

Я уже слышала это слово, только произнесенное другим тоном, насмешливым, дразнящим.

Слышала той ночью.

Глава 2

Три недели назад

– Вероника, ты где там пропала? Выходи уже давай, на все утро оккупировала ванную, зайти невозможно.

Постучала по двери, Вероника опять, наверное, там больше плачет, чем принимает душ. Надо было что-то с этим делать и вытаскивать подругу из депрессии.

– Да иду, иду. Почему ты такая нетерпеливая? И не надо говорить, что я все утро занимаю ванную и не даю войти. Может быть, кто-то слишком долго спит?