Стена из миллионов переливающихся капелек возникла передо мной внезапно, словно кто-то невидимый включил дождик в отдельно взятой местности. Выглядело это так красиво и даже волшебно, что я засмеялась, сама не понимая – чему.

От водной завесы тянуло восхитительной прохладой, и я, недолго думая, крепко зажмурилась и шагнула в неё. Божественная, восхитительная свежесть на какие-то мгновения окутала меня, пробежалась по коже тысячами крохотных иголочек, а затем исчезла.

Я открыла глаза и тут же зажмурилась снова, потому как того, что я увидела, быть просто не могло. Ну вот не могло и всё тут! Немного постояв, я осторожно открыла глаза и поняла, что ничего не изменилось: я по-прежнему вижу … то, что вижу.

Невольно сделав пару шагов вперёд, я, как загипнотизированная, смотрела на открывшуюся передо мной панораму. Судя по обжигающей боли в груди, я какое-то время просто не дышала.

Передо мной в живописной низине раскинулся словно сошедший с картинки городок, кажущийся отсюда кукольным, ненастоящим. Яркий, утопающий в зелени, вольготно раскинувшийся на двух берегах неширокой, сверкающей на солнце серебряной лентой реки. Невысокие двухэтажные дома с красными и терракотовыми черепичными крышами выстроились вдоль асфальтированных и мощёных дорог, чётко делящих городок на кварталы. В центре, на правом берегу, высился храм, стремящийся достать до небес тонким высоким шпилем. Там же располагалась площадь с фонтаном.

По улицам передвигались люди, кажущиеся отсюда крошечными, изредка проезжали автомобили, а совсем далеко по направлению к городку шустро двигалась ярко-жёлтая букашка – скорее всего, автобус.

Я на всякий случай ещё раз протёрла глаза и зачем-то обернулась, после чего выругалась самым неподобающим девушке из хорошей семьи образом.

Никакого леса за моей спиной не было. Точнее, вдалеке темнела полоса деревьев, но они были настолько далеко, что никак не могли оказаться ельником, через который я только что прошла. Я же стояла на обочине обычной просёлочной дороги, по обеим сторонам которой тянулись поля и, если я правильно смогла рассмотреть, пастбища. Просто белые, коричневые и чёрные точки, которые неспешно ползали на поле справа, были очень похожи на самых обыкновенных коров.

«Стадо дядюшки Саймона», – неожиданно всплыло в моей голове, и я от неожиданности икнула, так как никакого дядюшки Саймона знать не знала. Кажется…

Мамочки! Что делать-то?!

Тут внезапная мысль заставила меня судорожно ощупать собственное лицо и волосы, а также рассмотреть руки. Вроде бы всё моё, родное, ничего не изменилось, хотя откуда мне знать… Впрочем, нет, не всё было в порядке. Куда-то исчез шрам чуть выше запястья: это я в детстве разодрала руку, упав с велосипеда на мелкие камни и битое стекло. Руку я тогда распорола так сильно, что пришлось накладывать швы. Мелкие со временем исчезли, а один, самый большой, остался, хоть и не бросался в глаза. Да и пальцы были не совсем мои… Кисть, на которую я смотрела, была изящнее и, пожалуй, аристократичнее.

Поведя трясущейся рукой по лицу, я тщательнее ощупала его и пришла к выводу, что нос стал тоньше, а губы – пухлее. Нет, пока не посмотрюсь в зеркало, всё равно ничего толком не пойму. Светлая прядка, упавшая на глаза, стала доказательством того, что я осталась блондинкой.

Зато одежда претерпела, я бы сказала, радикальные изменения: вместо джинсов на мне была длинная юбка, кроссовки сменили аккуратные туфельки, а футболку – милая блузка в цветочек. Дрожащей рукой я сдёрнула с головы кепку и теперь глубокомысленно рассматривала симпатичную соломенную шляпку, которая заменила собой привычную бейсболку. Быстрая проверка показала, что короткое каре сменили длинные и на ощупь густые волосы, собранные сейчас на макушке в какую-то причёску.