– Спросите у них сами. Не видела никаких сумок.

Молчит, стучит пальцами по стакану с водой.

– А я считал вас умной девушкой.

Под ложечкой начинает сосать, желудок крутит, сжимаю кулак под столом, впиваюсь ногтями в кожу.

Я знала, я, сука, чувствовала, что просто так это не пройдет, что этот полет я запомню еще надолго.

– Вы лукавите, Кристина Сергеевна. Я ведь пока просто с вами разговариваю, миролюбиво, по душам.

– Не люблю разговоры по душам.

– Зря.

– Зря подсели.

– Так вы видели, что было в сумках?

Какой настырный. Серая, наглая, настырная мышь. Если скажу хоть слово, зацепится за него и начнет засыпать вопросами по полной. Но мои пассажиры наглее и опаснее.

Что будет, скажи я этому коричневому пиджаку правду?

– Ничем не могу помочь. А сейчас извините, я жду друга, он очень ревнивый, вам может не поздоровиться.

Улыбаюсь, хотя хочу плюнуть в эти безликие глаза. Он не показал удостоверение, не сказал, откуда он, не назвал звание. Этот Павел Иванович может быть кем угодно и от кого угодно.

Местные шишки, олигархи, авторитеты, контрабандисты, как говорится, нужное подчеркнуть, разведают, что же привезли мои пассажиры.

Нет, нет, Крис, даже не думай об этом.

Коричневый пиджак встает, выдерживаю взгляд, максимально отстраняясь от происходящего. Уходит, но на столе после него остается узкий прямоугольник визитной карточки.

Долго смотрю на него, но так и не решаюсь взять в руки. Идет он лесом, знать ничего не хочу про него, сумки, Громова и Шульгина.

Достали все.

– Привет.

Ну, только тебя мне не хватало.

– Я думал, тот мужик никогда не свалит. Ты не местная?

Молодой парнишка с модной стрижкой и зачесанными назад волосами садится на то место, где сейчас был этот странный мужчина. В глазах интерес, улыбается, играя в руках телефоном.

И отчего именно сегодня я такая популярная? Место тут у них, что ли, хорошее? Может, остаться? Глядишь, замуж выйду, ну не за этого пацана, за его папочку.

– Чем занимается твой папа? – вот чисто из любопытства, угадала я или нет.

– Папа? – не ожидал такого вопроса, смотрит удивленно.

– Да, да, папа. У тебя есть папа? Кто он?

– Мэр Южно-Сахалинска.

О, как интересно, жена мэра, звучит красиво и солидно.

– Тебя вообще нельзя оставить одну? Скоро все кобели сахалинские сбегутся. А ну, брысь, молодежь.

– Не сбегутся, вы же уже здесь.

Откидываюсь на спинку дивана, чай сразу перестал быть вкусным, зря я не ушла в номер и не закрылась на все замки. Парнишка, глядя на двух здоровых мужиков, как-то сразу сник, нехотя встал и отошел.

Шульгин с Громовым садятся рядом со мной, зажимая с двух сторон. От их присутствия становится сразу жарко и душно.

– Жрать хочу, умираю, Крис, пойдем в номер, я тебя съем.

Оттягивая мой пиджак в сторону, тут же цепляет топ пальцами, заглядывая под него.

– Я как-то не доходчиво объяснила, что не надо так себя вести?

– Доходчиво, мои яйца все еще помнят твое колено.

Шульгин смотрит до того наглыми глазами, в них сейчас пляшут черти и огонь, на котором меня будут жарить.

14. ЧАСТЬ 14

И с каких это пор я стала просто «Крис, пойдем в номер, я тебя сожру»?

Хотя чему тут удивляться, сама виновата.

– Вы мешаете мне отдыхать.

– Где ты устала? Только если сегодня утром, – Громов показал ровный ряд белоснежных зубов, расплываясь в шикарной улыбке. Я лишь скривила губы, остро захотелось вновь заехать по его красивому лицу.

– Я уже начинаю завидовать тому, что было сегодня утром, – Шульгин чуть отстранился, оглядел нас двоих.

– Завидуй молча, Тёма.

– А тебе не кажется, Громов, что Тёма заслужил сладенького?