И эту зависимость я хочу убрать из жизни своих детей, вырастить их самостоятельными, чтобы не пришлось краснеть за отца, стыдиться его или бояться.

Они сами будут отвечать за себя, ни на кого не оглядываясь. Я на это жизни положу, все силы брошу, костьми лягу, но добьюсь своего. Никому не позволю уничтожить их будущее.

5. Глава 4

– Если никто не против, то мы, пожалуй, начнем, – вырывает меня из размышлений монотонный голос нотариуса, оглашение завещания началось. 

Первым делом Феликс Эдуардович говорит банальности о том, что дед был в здравом уме и светлой памяти, когда диктовал нотариусу строчки этого документа.

– Да-да, – нервно ерзает на своем месте отец, но на степенность поверенного его нетерпение никак не влияет.

Кто бы сомневался, что дед не был нормальным. Я вообще до сих пор удивлена, что он умер. Не верю. Мне казалось, этот колосс будет существовать вечно, тем более я его не видела в гробу и для меня он остался живым. Так и кажется, что сейчас он зайдет в это душное помещение, бахнет кулаком по столу и разгонит всех заниматься делами.

– Чего расселись, трутни? Быстро за работу! – вспоминаю его строгий голос.

Он не любил бездельников, просто презирал. С самого юного возраста я помню, что нагружал нас работой, хоть и несложной, но тогда мы считали это каторгой. Злились на него, ведь слуги могли сделать за нас всю работу, семьей мы были далеко не бедствующей. 

Но мы с сестрой всё детство сами и накрывали на стол, и убирали с него, занимались по несколько часов кряду, жили как солдаты в казарме.

Ничего хорошего я не жду. Чувствую, что старик мог подлянку сделать даже после смерти. Сижу и не понимаю, а меня сюда вообще зачем пригласили? Похвастаться чужим наследством и завещать мне при этом сарай? Не удивлюсь. Я уже давно не принадлежу этой семье, в наших жилах по чистой случайности течет одна кровь.

– Как вы знаете, Герман Альбертович посвятил всю свою жизнь тому, чтобы улучшить благосостояние семьи и сделать успешной компанию. Вместе с давним партнером, покойным Аристархом Горским, они с нуля создали «SG Group», а в тяжелые времена, после смерти Эльдара Горского, пришлось несколько акций продать сторонним партнерам.

Давид опускает голову, когда упоминают его безвременно погибшего отца, и у меня в сердце невольно рождается сострадание. Но я стараюсь задавить это ненужное чувство на корню.

– Но к концу жизни Герман Альбертович, ценя давнее партнерство Горских и Стоцких, – продолжает нотариус, – сделал всё, чтобы вернуть все разрозненные акции. В итоге тридцать процентов акций принадлежит семье Горских, непосредственно, Давиду, как вы знаете. Тридцать процентов вам, Лев Германович. А вот оставшиеся сорок принадлежат… кхм, простите, принадлежали покойному господину Стоцкому-старшему.

Нотариус делает паузу, во время которой я обращаю внимание на изменившееся лицо отца. Он, как и я, чувствует подвох. Я знаю, отец возлагает большие надежды на наследство. 

При жизни ведь этого не получил, старик всегда всё делал по-своему, так что я даже не удивлюсь, если акции вообще уйдут на благотворительность. Чисто из принципа и вредности деда.

– А теперь, наконец, перейдем к самому завещанию. Ева Львовна Дюран, в девичестве Стоцкая, внучка усопшего, получает дом площадью пятьсот тысяч квадратных метров. Лев Германович Стоцкий, сын покойного, получает парк автомобилей, а именно… 

Нотариус начинает нудно перечислять все марки автомобилей. И мне кажется, что я слышу, как скрипят зубы отца. Он явно не это хотел услышать. Рой говорит и говорит, перечисляя различные мелкие предметы наследования, не забывая слуг и старинных друзей. У дедушки было много антиквариата, старинных картин, драгоценностей. Я знаю, что мама была бы не прочь получить всё это. «Ценительница» искусства, как же.