Чуть склонился, кладя широкую горячую ладонь на мою спину, и… поцеловал.

Привычно, обыденно, так, как делал уже тысячи раз за эти два года.

Прислуга появилась в столовой в тот же момент, быстро поставила на стол горячие блюда и тут же испарилась, будто растворившись в приглушенном вечернем освещении.

Поцелуй мужа застыл на моих губах горечью, болью, обидой. Но Герман этого не заметил, так же как и моего перекошенного лица.

Отстранился, лениво оглядел поданный ужин, и неспешно направился в сторону законного места – напротив за длинным столом.

Застучали по фарфоровым тарелкам приборы. В воздухе отчетливо повис запах вкусной еды. А у меня ком стоял в горле. И куска не могла проглотить.

Герман выглядел уставшим, задумчивым. Будто до сих пор блуждал в своих мыслях. Раньше я списывала этот отстраненный взгляд на бизнес, сделки, дела.

А сейчас?

А сейчас, я уверена, что муж думает о той девушке и ее сыне. Их сыне.

С болью прикрыла глаза. Дневная истерика уже давно отпустила, уступая место спокойному равнодушию. Да и убойная доза успокоительного справилась на ура.

Вот только в груди, за ребрами, теперь зияющая черная дыра, способная засосать и навсегда поглотить все то чистое, доброе, светлое, что было между мной и мужем за эти два года.

И только он в силах что-то исправить.

– Как прошел твой день? – звук моего голоса раздался отчужденно, оттолкнулся от стен и осел глухим эхом на коже.

Герман вскинул свой взгляд. И даже в такой ситуации я не могла не поразиться в миллионный раз, как этот мужчина красив. Невероятный. Властный. Притягивающий взгляд будто магнитом.

Слегка смуглая кожа, играющая контрастом на белизне его строгих рубашек, раскосые глаза с прямыми бровями. Темный, почти черный обжигающий взгляд, даже радужку разглядеть невозможно. Чернее самой глубокой ночи! Когда он смотрит – вереница мурашек тянется по спине и пробирается в самую душу. Прямой нос, черные, как вороново крыло, волосы. Небрежная щетина, которая ему, безусловно, идет.

Мой муж высокий, почти в два раза крупнее меня, и рядом с ним я всегда чувствую себя слишком хрупкой. Хотя порой Герман ко мне так и относится – как к хрустальной вазе Викторианской эпохи.

Может, сыграла роль разница в возрасте? Герману тридцать пять. А мне двадцать три. Между нами целая пропасть, но она нам никогда не мешала…

Я кивнула в такт своим мыслям, пока Герман фокусировал на мне изучающий взгляд.

– Ничего… Необычного. – С запинкой сказал.

И в другой раз я бы на эту запинку не обратила никакого внимания. Но не сегодня.

Уголок моих губ холодно дернулся.

– Что с тобой? – спросил муж, прищурившись. – Что-то случилось?

Он всегда чувствовал малейшие перемены в моем настроении. Удивлена, что этот вопрос не первый, который он задал, вернувшись домой.

Опустила глаза. Дрожащие пальцы выдавали нервозность, и я опустила их на колени, скрывая из вида. Скомкала матерчатую салфетку, которая совершенно не заслуживала такого к себе отношения.

Тяжко вздохнула.

– Как прошла сделка со шведами?

– Успешно, – немного удивленно отозвался мой муж.

Встал на ноги. Я прикрыла глаза. Уже через миг он оказался возле меня, но я упрямо упирала взгляд в носки его сверкающих дорогой кожей ботинок.

Горячие пальцы обхватили мой подбородок.

– Посмотри мне в глаза. – Произнес. Приказал? Надо же, раньше я и не замечала такого к себе отношения.

Вскинула взгляд. Знаю, что на дне глаз сверкает обида. Я не смогу ее спрятать. Да и надо ли?

– Что случилось, Варвара? – Напрягся мой муж.

Не смогла удержать маску отчужденности на лице.