– И что оно тебе говорит? – От тона мужнина голоса, обращенного к Алин, у Брианы участилось дыхание, даже в жар неожиданно бросило.

Что это с ней? Она будто хотела чего-то, чего-то, о чем сама толком не знала.

– Что вам не помешала бы... женщина, господин.

Бриана стояла, боясь шевельнуться, оглушенная наглостью рыжеволосой мерзавки, и заметила вдруг, как скользнувшая по торсу мужа рука погрузилась в лохань, Дуглас рвано вдохнул...

Что происходит? Что... Она почти кинулась посмотреть, когда Дуглас поднялся на ноги. Вскочил так поспешно, что брызги воды разлетелись на добрых три фута в разные стороны.

– Простынь, – потребовал он грозным тоном. И девчонка, кажется, испугавшись, кинулась его вытирать. – Я сам. – Отмахнулся он от нее. – Иди уже.

– Но, господин...

– Убирайся.

То, как он это сказал, и то, как поспешно выскочила из спальни рыжеволосая дрянь заставило сердце Брианы воспарить от восторга. Именно о таком она в тайне всегда и мечтала, но Дуглас приучил ее к мысли о том, что присутствие девушки непреложно...

И вот прогнал.

Она присмотрелась к супругу. Он стоял, обвернувшись в теплую ткань, и трогал лицо.

– Побриться бы, но с этой повязкой...

– Дуглас?

Он дышал тяжело, сипло, как будто боролся с собой, как будто не мог обернуться и поглядеть на нее. И тело у него было горячим... Почти раскаленным. И это явно не от воды, которая должна была бы остыть. Бриана опустила в нее кончики пальцев и отдернула руку: почти кипяток. Как такое возможно?

– Дуглас? – Она коснулась его со спины. Сначала несмело, кончиком пальца, после проведя по каменным мышцам полной ладонью. Муж даже не обернулся... Только стал на градус как будто бы горячее.

– Дуглас, хочешь я... – она скользнула ладонями по бокам к его обнаженной груди и едва коснулась ее, как муж обернулся, схватив ее за запястья.

– Не хочу... – почти прохрипел.

И Бриана закончила:

– … Позову Кертис, знахарку, чтобы перебинтовать тебе рану?

Ей показалось, в его глазах пляшет пламя. Буйное, яркое, словно огненный хвост птицы-огневки. Казалось, запястья, раскаленные его жаром, сейчас задымятся...

Это не Дуглас, мелькнула в голове быстрая мысль, Дуглас всегда был холодным, как айсберг. Хладнокровным, как он любил повторять...

Как раз в этот момент распахнулась дверь спальни, и в комнату, ни секунды не медля, ворвалась высокая женщина в шелковом платье и соболиных мехах. Она кутала в них огромный живот, выпирающий, несмотря ни на что, снежным пиком самой высокой горы в Руанских горах. И, как виделось Бри, делала это нарочно, желая, должно быть, лишний раз уязвить ее за неплодность.

– Значит, ты жив – слухи не лгут, – провозгласила ворвавшаяся в спальню особа и ничуть не смутилась, завидев Дугласа в неподобающем виде. – Какое счастье, что ты успел вовремя, брат, – продолжала она. – Промедли Бриана с письмом, не прислушайся к моим доводам, все могло бы закончиться хуже. – И тише, словно страшась даже думать об этом: – Нашей гибелью или пленом у гуннов, который, по мне, был бы ужаснее смерти.

Возмущенная наглостью этого утверждения – «Промедли Бриана с письмом, не прислушайся к моим доводам...» – девушка только глаза распахнула, даже язык, казалось, отнялся. Она писала мужу так много и часто, что извела все чернила в Блэкнессе, и Кендра Хартвик, урожденная Блэкнесс, не имела к этому отношения.

– Вижу, что ты скучала по мне, – улыбнулся лорд Дуглас, выпуская запястья жены. – Здравствуй, Кендра! Ты снова в тягости?

Женщина выставила живот, как иные выставляют вверх подбородок. Развела полы накидки...