– С самого начала.

– И как же ты…

– А что я?! – огрызнулся Шкипер. – Меня дома нет все время! Для чего, думаешь, я эту блядь жигановскую здесь держу?! А Лу тоже мало радости среди ночи вскакивать, у ней другие интересы…

– Слушай… а почему она с Яшкой спит? – вдруг вспомнила я.

– Она со всеми спит, – невозмутимо ответил Шкипер, поднимаясь по лестнице с Бьянкой на руках. «И с тобой?» – чуть было не спросила я, но вовремя удержалась.

Оказавшись в постели между нами, Бьянка довольно быстро уснула и лишь изредка ворочалась и судорожно всхлипывала. Шкипер, кажется, тоже спал: по крайней мере, не шевелился и не курил. Ко мне же сон не шел; я всю ночь следила за медленным лунным лучом, путешествующим по комнате, и думала о жизни вообще и о нас со Шкипером в частности. А под утро, когда я с трудом задремала, мне незамедлительно приснился Степаныч, поедающий пельмени на нашей кухне в Москве, который сказал мне только одно слово: «Дура».

Я тут же проснулась, сердитая и разочарованная: дед приснился мне впервые со дня своей смерти и, на мой взгляд, по такому случаю мог бы сказать что-нибудь новенькое. Был уже рассвет, на розовеющей стене начали проявляться размытые тени ветвей. Я повернулась. Шкипер спал на спине, бесшумно и неподвижно. Бьянки у него под боком уже не было: видимо, пока я спала, он отнес девочку в ее постель. Я старалась подниматься как можно тише, но стоило мне спустить ноги с кровати, как послышался спокойный, ничуть не сонный голос:

– Куда ты?

– Шкипер, ты вообще спишь когда-нибудь?!

– Сплю. Ты тоже ложись, еще рано.

– Нет. Я кофе хочу.

– Ну и лежи, я сделаю.

– Чего?! – в ужасе вскочила я. Цыганское воспитание тети Ванды проснулось, как всегда, в самый неподходящий момент: я представить себе не могла, что мужчина – мужчина!!! – будет приносить мне кофе в постель. Когда же я спохватилась, что я не цыганка и Пашка мне практически не муж, а следовательно, сейчас имею полное право возлечь в изящную позу и томным голосом потребовать кофе со сливками, было поздно: Шкипер заржал. Он тоже много времени проводил среди цыган и, разумеется, все понял.

– Заткнись! – рассвирепела я, запуская ему в голову подушку. Он ловко поймал ее одной рукой и деловито сказал:

– Кофеварка знаешь где, романы чай?[1]

– Найду, – буркнула я уже из-за двери. Вслед мне Шкипер ехидно засвистел «Две гитары за стеной…», но возвращаться и продолжать подушечный бой мне не хотелось.

Я уже заканчивала варить кофе, когда на кухню вошел Абрек. Он, видимо, не рассчитывал обнаружить там меня и, заметно растерявшись, шагнул обратно.

– Ты куда? – удивилась я. – Кофе хочешь?

– Н-н-эт… Александра Николаевна, я – потом…

– Сам ты «Николаевна»! – разозлилась я. – Посмотри, я целое ведро сварила! Выливать, что ли, теперь?!

Абрек неуверенно пожал плечами, но протянутую кружку все же взял. Видимо, по поводу кофепитий с хозяйской женщиной никаких инструкций у него не было. В момент, когда я передавала ему кружку, я вдруг почувствовала то, что чувствую всегда, с самых ранних лет. И не сообразила, что лучше, может быть, промолчать.

– Что у тебя болит?

Абрек пристально посмотрел на меня своими неподвижными черными глазами. Я не смутилась: напротив, мое подозрение перешло в уверенность. Я прикрыла глаза, и зеленый шар, пока еще размером с мячик, закачался в темноте.

– Александра Николаевна…

– Сидеть!!! – рявкнула я, как старшина, по опыту зная, как легко спугнуть шар.

Абрек сел – то ли от растерянности, то ли потому, что ему велено было меня слушаться. Я подошла вплотную, и зеленый шар опустился мне в ладони.