Князь сверкнул на нее взором, но она не потупилась.

– Ведь не с охотки, – продолжала она. – Я к тому, что теперь она в расслаблении. Напугаешь ее, руда бросится, и не заговорить мне… Помрет!

Князь вздрогнул и отступил.

– Помилуй Боже! – сказал он смиряясь. – А заглянуть можно?

– В щелочку! Подь сюда!

Девки все время стояли на коленях и давались диву, как сумела смирить Ермиловна грозного князя. Воистину привороты всякие знает.

– Посмотри и иди! – сказала тем временем старуха, – а я подготовлю ее, болезную… После придешь.

– Ладно, старая, – ответил князь и осторожно заглянул в щелку.

В предбаннике, прямо на полу, на пышной перине лежала молодая княгиня в полубесчувственном состоянии. Бедная! Как побледнела она: лежит, что плат, белая. Лицо – осунулось, нос и подбородок заострились, а вокруг глаз легли темные круги. Сердце князя сжалось тяжелым предчувствием. Он обернулся к старухе:

– Умрет княгиня – не видать тебе Коломны!

– Зачем умирать! Жить будет, – ответила старуха. – Иди пока что, а то еще по голосу признает, всполохнется.

Князь осторожно вышел, прошел в дом, вошел в молельню, всю завешанную образами, и упал на колени пред иконою Николая Чудотворца. Некоторое время он лежал молча, прижавшись лбом к полу, потом поднял голову и, широко крестясь, заговорил:

– Святый угодник и чудотворец, вразуми и наставь! Да не знает мое сердце злой неправды, да не опустится рука моя на невинного. Владыко и чудотворец, не оставь милостью: помоги сына найти, а я за то воздвигну храм имени твоего. – Он обернулся к иконе Варвары-великомученицы. – Пошли, угодница, здоровья княгинюшке. Закажу паникадило чистого серебра в три пуда!

Он встал и приложился к образам; после того он, успокоенный, вышел на крыльцо и позвал Антона.

– Зови Степаныча! – сказал он, садясь на крыльцо.

Не подошел, а подполз, как раньше Влас, к нему старший ключник.

– Ну, мой верный слуга, расскажи-ка мне, – начал с суровой усмешкой князь, – как ты скоморохов господским добром угощал да всю ночь с ними, старый пес, бражничал?

– Смилуйся, князь! – стукаясь лбом, заголосил ключник, – с приказа княгинюшки брагой и пивом поил.

– Что же это она на всю ночь гульбу заказала вам всем? Не верится что-то!

– Смилуйся, князь! – повторил Степаныч.

Князь встал.

– А сведи меня к месту, где татьба соделана!

Степаныч поднялся и неуверенными шагами пошел впереди князя.

– Тут, батюшка, – указал он на место, где из тына был выворочен тяжелый столб.

Князь заглянул в яму.

– Ишь, локтя два земли выкопано, – сказал он, – одному и не управиться. А кто дозором ходил в ту ночь?

– Яшка Пузырь да Никашка, да Петька Гуляйко!

– Позвать!

Антон бросился к службам. Три здоровенных парня вышли и упали на колени.

– Чай, тоже бражничали? – спросил князь с усмешкой.

– Бес попутал! – воскликнули все трое.

– А ну! Всыпь им столько батожьев, чтобы глаза на лоб вылезли, да здесь же, у колдобины! – распорядился князь и пошел назад к крыльцу.

Княжие дружинники по зову Антона распнули парней и начали расправу.

– А кто с Мишенькой был? – спросил князь Степаныча.

– Пашка да Матрешка, батюшка-князь!

– Позвать!

И опять, валяясь в ногах князя, завыли и заголосили две сенные девки. В знак печали они остригли свои длинные косы и разорвали сарафаны.

Князь злобно посмотрел на них.

– На том свете вы за раденье свое ответите, а теперь под Казань грех замаливать пойдете. Есть там у меня вотчинка, а по соседству монастырек. Туда и будете!

Пашка без чувств упала на землю.

Из толпы челяди выступил огромный детина и опустился на колени.