– Заднюю дверь.

– Гоббо – это тот великан?

– Нет. Его зовут Гриманд, Инфант Кокейна[12].

Маленькая парижанка произнесла нелепый титул с такой истовой серьезностью, словно Карла, услышав его, должна была затрепетать от страха. Не увидев ожидаемой реакции, она оскалилась, сжала кулаки и завыла. Графиня невольно рассмеялась. В девочке было что-то от эльфа, и итальянка была очарована этим. Угрозы воришки ее не тревожили – это лишь отражение мира, в котором та жила.

– Не смейся надо мной. Когда придет Гриманд, тебе будет не до смеха, – огрызнулась крысиная подружка.

– Я не хотела тебя обидеть. Просто если бы ты посмотрела на себя в зеркало, то тоже рассмеялась бы.

– А у тебя есть зеркало?

– Я позволю тебе им воспользоваться, если скажешь, как тебя зовут. Я Карла.

– Эстель.

– Мне нравится твое имя – очень красивое.

– Гриманд называет меня Ля Росса[13]. Ему нравятся мои волосы.

– Не сомневаюсь, что они тоже красивые, когда чистые. Почему бы тебе не остаться у меня, Эстель? Я помогу тебе вымыть волосы, найду чистую одежду. Потом можно будет позавтракать, если ты голодна.

Девочка задумалась – невинность и хитрость странным образом соединялись в выражении ее лица. Но в конце концов страх победил голод. Она покачала головой:

– Я должна идти. Не пытайся меня остановить!

Раздался громкий стук дверь, и голос с акцентом произнес:

– Мадам?

– Входи, Алтан.

Эстель в панике оглянулась. Ее взгляд остановился на камине.

– Нет. Не бойся, – сказала Карла. – Я никому не позволю тебя обидеть.

Дверь распахнулась. Вошедший серб поклонился, одновременно глядя на неожиданную гостью своей госпожи. На поясе у него висел меч в ножнах, кинжал был прикреплен к предплечью. Девочка бросилась к камину. Выхватив кинжал, Савас шагнул к ней:

– Прошу прощения, мадам.

– Не обижай ее, – велела графиня.

Ля Росса стала карабкаться вверх по дымоходу, но серб схватил ее за талию и стащил вниз. Она извивалась в его руках, пытаясь вырваться. Бывший янычар дал ей пощечину, и глаза девочки закатились.

– Алтан, не надо! – возмутилась его госпожа.

Но Савас завел руки девочки ей за спину, обхватив пальцами оба ее запястья. После этого он большим и указательным пальцем свободной руки погладил свою бороду, черную и густую, как у янычаров.

– Я нашел мужчину. – Серб попытался подобрать нужные слова, но не смог. Тогда он указал на крышу и пошевелил двумя пальцами в воздухе, изображая, как кто-то карабкается наверх, а потом резко опустил ладонь, развернув ее тыльной стороной вниз.

– Гоббо упал? – уточнила итальянка.

Теми же двумя пальцами Алтан показал, как натягивает и отпускает тетиву лука.

– Да, упал. – Он дернул руки девочки вверх. Его взгляд не оставлял сомнения: серб убьет ее, если потребуется. Эстель умела читать такие взгляды. Она перестала извиваться.

– Он жив? – продолжила допытываться его госпожа.

– Он разговаривал. Теперь умер. Придут еще люди.

– Сколько?

Алтан колебался.

– Говори, – потребовала графиня.

Серб растопырил пальцы свободной руки. Ладонь его была испачкана засохшей кровью. На большом пальце белело кольцо из слоновой кости. Пять. Карла почувствовала дурноту – пальцы сжались в кулак и снова растопырились. А потом еще раз.

– Пятнадцать? – Карла хотела спросить, как он узнал это, но не решилась. – Это правда?

Алтан пожал плечами.

– Я спрашивал пять раз. – Он сымитировал движение ножа. – Я говорю: больше? Меньше? Он говорит, пятнадцать. Всегда.

Итальянка перевела взгляд на Эстель. Девочка поняла, что произошло, и опустила голову. Карла приняла этот жест за подтверждение и снова повернулась к Савасу: