Я вспоминал это постоянное спокойствие брата Николая, переосмысливая по-новому всю его жизнь. И жизнь эта казалась мне теперь подвигом. Я не мог вспомнить ни одного женского образа, пересекавшего жизненную дорогу брата Николая, а он ведь был бесспорным красавцем.

Теперь я по-новому понял его скорбное, до неузнаваемости изменившееся лицо, когда я увидел в первый раз, в аллее в К., Наль. Я понял и выражение муки во всей его фигуре в саду Али перед пиром. Я вспомнил и другого избранника духовного пути – Али-молодого. Слёзы полились из моих глаз, но это было не оплакивание смертных мук дорогих мне людей, а благоговение перед величием того, что только может вынести дух человека и каким примером сияющей помощи другим может стать такой человек. Моя мысль, моё сердце преклонились перед всеми, кого я встретил за последнее время. Я был не в состоянии выразить свою благодарность Иллофиллиону и Франциску, а только повторял первые слова записи брата Николая: «Слава Тем, Кто довёл меня до этого великого момента моей жизни. Слава тем, кто, как и я, дойдёт до него».

Внезапно я почувствовал, что Эта теребит меня за рукав. Я поднял мою чудесную птичку на руки, прильнул к его головке и не мог сдержать слёз. Эта охватил крыльями мою голову, точно разделял мои слёзы и утешал меня, и так застал нас Иллофиллион, вошедший в комнату.

Рука моего дорогого Учителя и друга нежно легла на мою голову, и неподражаемо ласковый голос ободрял меня:

– О чём же ты плачешь, мой милый друг? Ведь то, что тобой прочитано и так потрясает тебя в жизни дорогих тебе людей и высоких друзей, лишь тебе одному кажется героизмом самоотречения. Для них же это – героика творчества и созидания, героика величайшей, непобедимой творческой силы: Радости. Запомни то, что я тебе скажу сейчас, и постарайся ввести мои слова как действие, как заповедь в твою новую жизнь.

Нам с тобой приходилось уже не раз говорить о слезах. И я каждый раз объяснял тебе, что слёзы, всякие слёзы, расслабляют человека. Ты же, вступив на путь освобождения, взял на себя радостную деятельность становиться силой слабому, утешением горестному и помощью безнадёжному. Не задавайся сейчас задачей победить слёзы волевым давлением на самого себя. Но каждый раз, когда слеза готова скатиться из твоих глаз, поднимайся духом выше и вспоминай о всех несчастных, которых в мире – и без твоих слёз – так много. Во Вселенной так много плачущих, что ученик обязан осушать их слёзы, а не увеличивать их потоки. Как только мысль твоя поднимется выше твоих эгоистических чувств, ты увидишь, что всякая слеза – это всегда слеза о себе, как бы ты её ни расценивал.

В твоём теперешнем положении, когда ты слышишь Голос Безмолвия и видишь образы дорогих тебе людей независимо от места и расстояния, каждая твоя слеза ломает какой-либо из тех мостов, по которым идёт твоё общение с ними. Начинай свой день благословенной радостью ещё один день жить на земле, ещё раз имея возможность поклониться Богу в человеке и помочь ему. Чем быстрее идёт твоё собственное раскрепощение, тем яснее тебе становится, как лёгок мог бы быть жизненный путь человека и какою каторгой он делает его для себя, а нередко и для своих ближних.

В окружающей тебя в эти дни семье единомышленников, где ты освобождён от всех забот быта, от всех его условностей, созревай, друг, для тех лет, когда ты будешь брошен во всё напряжение человеческих страстей. Только сейчас ты можешь в полном спокойствии развивать всё своё самообладание. Очень немногим даётся это счастье: формировать свой ум, сердце и характер среди людей, лишённых эгоизма. Все твои встречи здесь – это встречи старой и новой кармы. И чтобы не упустить ни одного её звена, которые указываются тебе любящими и заботящимися о тебе, у тебя остаётся лишь одна задача: не лить слёз, которые темнят очи духа, но изливать радость, которая помогает каждому существу, проходящему мимо тебя, всколыхнуть в себе радость, а не уныние.