«Наверное, старик Пирс просто был когда-то влюблен в эту женщину», – подумал Дуган, но картинку со стены сорвать так и не решился. Вместо этого он уничтожил листок с неестественно жирной белкой с выпученными глазами. Сорвал еще несколько рисунков, снова замер, увидев знакомое лицо. Женщина из шестидесятых смотрела на него застывшими на бумаге глазами. Дуган отвернулся, подошел к другой стене. Рисунки с мультяшными героями полетели на пол, освобождая скрытые под ними рисунки женщины с прической, похожей на свежий сливочный пудинг. Эти рисунки покрывали все стены. И неважно, как много поверх находилось других рисунков, рано или поздно Дуган добирался до одного-единственного – женщина из прошлого старика Пирса. Она была повсюду. Почти один и тот же рисунок. На белом листе. Без фона. Дуган забрался на стол, сорвал с потолка ненужные рисунки, спрыгнул в груду бумаги на полу, позвал Микелу.

– Ого! – сказала она, уставившись на груду смятых листов на полу, вошла в комнату, увидела покрывавшие стены рисунки светловолосой женщины. – Ого! Да старик был еще больше сумасшедшим, чем я думала!

– И еще на потолке, – сказал Дуган.

– На потолке? – Микела растерянно запрокинула голову.

Дуган последовал ее примеру. Кровь загудела в висках, голова закружилась. Дуган пошатнулся. Комната начала вращаться. Быстрее и быстрее. Рисунки на стенах ожили, словно кто-то включил проектор и теперь творение мультипликатора обрело на экране жизнь. Белый фон, женщина из шестидесятых. Ярко-красные губы растягиваются в улыбке.

– Эй! – Микела тронула Дугана за руку. – Ты в порядке?

– Она улыбается, – сказал он, борясь с головокружением. – Эта девушка. Как в мультипликации…

– Вот как? – Микела неуверенно огляделась. – Ну, может, и так… Но… – на мгновение ей показалось, что женщина действительно оживает и начинает улыбаться. – Так и правда свихнуться можно, – проворчала она, сорвала со стены рисунок, смяла, бросила на пол, выждала несколько секунд, сорвала еще один рисунок, на этот раз смелее. – Давай же! Помоги мне! – прикрикнула она на Дугана.

Стены засверкали зеленой наготой, сжались, съежились, словно пытаясь стыдливо прикрыться.

– Сейчас принесу пакеты, – сказала Микела.

Они вынесли кипы рисунков из дома.

– Не туда! – крикнула Микела, когда Дуган собрался выбросить пакеты в контейнер для мусора.

Она подошла к старой жаровне, которой явно не пользовались пару десятков лет, бросила в нее пакеты.

– Хочешь их сжечь? – безразлично, находясь в какой-то прострации, спросил Дуган.

– Не хочу спать, зная, что на заднем дворе соседского дома лежат несколько кип безумия.

Микела достала зажигалку. Огонь разгорался нехотя, затем неожиданно вспыхнул, устремился к небу. На мгновение Микеле показалось, что в языках пламени она видит лицо светловолосой женщины. Той самой женщины, портреты которой она сжигала сейчас в старой жаровне.

– Ты видел? – спросила Микела Дугана.

– Видел что?

– Не знаю. Мне показалось… – она замялась, отвернулась, попыталась вспомнить картину, которую продала Дугану, и не смогла.

«А фотография в газете?» – Микела до боли закусила губу. В голове мелькнула мысль, что если сейчас еще раз взглянуть на фотографию, то она сможет точно указать на женщину, портреты которой только что предала огню.

– Ты ведь не выкинул газету, которую я принесла вчера тебе? – спросила Микела.

– Выкинул? Нет. – Дуган наградил ее растерянным взглядом. – А зачем тебе? Тоже хочешь сжечь?

– Нет. Хочу посмотреть. Уверена, что сейчас мы сможем разглядеть эту чертову блондинку на фотографии.