Вскоре второй карлик затих. После этого он послушно вынул всё, что хранили его карманы, аккуратно сложил всё это в кучу и сверху положил такие же чёрные камешки, какие выбросил первый. Потом он встал с коленей, пристально посмотрел в глаза Франциску своими красными глазами, и нечто вроде довольной улыбки раздвинуло его губы. Он моляще протянул руки к Франциску, показал на кучу своего аккуратно сложенного добра, притронулся к сердцу и горлу и провёл рукой по своей шее, как бы показывая, что ему отрубят голову его хозяева.

Снова сказал ему что-то Франциск, и интонация его голоса, как и выражение глаз, говорили всё то же: «Приди ко мне, и я утешу тебя». Теперь, казалось, карлик наконец-то понял, что нашёл верного защитника, который не предаст его. Он снова опустился на колени, завыл что-то миролюбивое и коснулся лбом земли.

– Лёвушка, собери все свои силы и выйди сюда, – услышал я голос Иллофиллиона. Я с трудом, но всё же без особого напряжения, поднялся, сам поражаясь, как же это я не мог встать некоторое время тому назад. Я вышел из дома, и Иллофиллион указал мне, что я должен пройти между двумя рядами павлинов, со всех сторон бежавших мне навстречу.

Павлины сдвинулись в две плотные шеренги и образовали нечто вроде тропочки между мною и Иллофиллионом, так, что я мог идти только по этой узкой тропе. Когда я подошёл к Иллофиллиону, он обнял меня одной рукой за плечи и сказал:

– Ни я, ни Франциск не можем коснуться этих несчастных, потому что от нашего прикосновения они умрут мгновенно, как это случилось бы и с теми, кого ты должен был коснуться в Константинополе по просьбе сэра Уоми. Там у тебя был верный помощник – храбрый капитан. Здесь ты один. Хочешь ли ты помочь мне и Франциску? Те люди, которые здесь находятся, не могут нам помочь, каждый по своей причине. Но чтобы нам помочь сейчас, нужно не только полное бесстрашие, но и всё милосердие, вся радость, вся любовь к Богу в человеке. Надо забыть о внешней безобразности этих созданий и вспомнить о заложенной в каждом человеческом существе искре Света. Хочешь ли, друг, спасти этих несчастных?

– О, Иллофиллион, как можете вы спрашивать, хочу ли я. Вопрос в том, как смогу я быть вам полезным? И страха у меня быть не может, ведь вы же рядом со мной, и я всем сердцем хотел бы помочь этим бедным страдальцам, чтобы хоть на йоту отблагодарить вас за всё то, что вы для меня сделали и делаете. Призывая имя дорогого Флорентийца, я постараюсь собрать всё своё внимание. Я готов, я слушаю вас.

Иллофиллион подал мне палочку, которую держал в руках:

– Держи палочку прямо напротив сердца этого бедного создания. Направь к нему такую силу любви, какую твоё сердце только способно возжечь в себе. Радуйся, как радуется сейчас Флорентиец, видя твоё полное самоотвержение и желание спасти этих жалких, злых существ. Когда я притронусь к твоей руке, что бы ни проделывал карлик, коснись немедленно его лба. Постарайся сделать это молниеносно, а потом снова держи палочку на уровне сердца карлика.

Я взял палочку. Волшебное чувство счастья, радости охватило меня. Я себя почувствовал необычайно спокойным. Ноги мои, вначале так слабо переступавшие, когда я шёл, точно приросли к земле, во всём теле я почувствовал такую силу, словно и конца ей не было.

Иллофиллион стал произносить что-то протяжное на языке пали, какой-то гимн. Теперь я знал этот язык уже настолько, чтобы понять, что это именно пали. Иногда я понимал отдельные слова, но содержание всего произносимого от меня ускользало. Вдруг интонация Иллофиллиона резко изменилась. В голосе его послышались снова раскаты грома. Я крепче сжал пальцы вокруг палочки, посмотрел на карлика и едва не выронил палочку из рук. Он пытался, пронизывая меня своими страшными глазами, которые сейчас не влияли на меня никак, коснуться моей палочки, для чего встал во весь рост и тянулся что было мочи ко мне.