Он выгодная партия. Папаша ее постарался, женишка выбрал. А я, как он меня называл «оборванец», не подходил его дочери. Лиза в итоге пришла к такому же выводу.

Оборванец, за плечами у которого, многомиллионное наследство. Только они об этом не знали. Для Лизы и ее папаши, я был простым шофером. И получил соответствующее отношение, наигрались и выбросили.

И я постарался выбросить ее из головы. Не интересовался жизнью. Закрылся в себе. И медленно спускался по лестнице в свой персональный ад. В самое пекло. Но огонь, он закаляет. Ничего выкарабкался.

- Вы такой серьезный, дядя Сережа, - Катя пытливо смотрит на меня.

- Сейчас развеселимся, - улыбаюсь, прогоняю воспоминания.

- Мы когда-то с мамой тут были, - оглядывается по сторонам Коля. – Только ничего не купили. Дорого, - вздыхает совсем по-взрослому.

«Дорого» для Лизы? При капиталах ее папаши? Пусть сам он уже отправился в мир иной. Но наследство-то осталось?

Надо все же копнуть про нее инфу. Понять, чем жила, как до такого докатилась.

Даже не был так зол на нее, когда меня с грязью смешала. Но за детей, голову бы оторвать ей. Как она спит спокойно? Зная, в каких условиях ее дети живут? А Артур… этого вообще растоптать, но не до конца, а чтобы мучился всю жизнь.

- Мама тогда плакала, и слезы от нас прятала, - добавляет Катя.

- А давно вы маму не видели? – задаю вопрос и уже жалею. Снова по их ранам прохожусь.

Но уж слишком тянет правду узнать. Распутать этот жуткий и непонятный клубок.

- Три года, - хором.

У меня глаза на лоб лезут.

- И все это время вы в интернате?

- Да и нет, - отвечает Катя.

- Мы часто сбегали. Много времени на улице жили. Если летом так вообще на улице хорошо, лучше, чем в тех серых стенах, - поясняет Коля.

Как они жили на улице, стараюсь не представлять. А то тут никакая нервная система не выдержит.

- Но потом вечно по глупости попадались, - морщит нос.

- Хватит грустить, - заявляю наигранно бодро. – Пошли вон в тот магазин, думаю, вам там понравится.

- Дядя, Сережа, - Коля осторожно прикасается к моей руке.

- Да?

- Не отдавайте нас снова в интернат!

- Не отдам, - четко осознаю, не лгу.

Костьми лягу, но больше их в обиду не дам.

Заходим в магазин. Продавец-консультант тут же одаривает улыбкой. Не рабочей, а именно заинтересованной. А вот когда на детей смотрит, сразу гримаса отвращения по лицу пробегает.

Не работать тебе девка тут. Делаю для себя пометку.

Один звонок и вылетит.

- Чем могу помочь? – спрашивает томно.

- Мы уходим! – заявляет Катюша. Берет брата и меня за руку и тащит прочь.

- Ты чего? Что не так? – удивленно выгибаю бровь.

- Тут очень дорого. И продавщица тааак на нас смотрела. Я ее боюсь, - закусывает губы.

Такой характерный жест для Лизы…

Снова я о ней…

- Со мной вам нечего бояться, - так и тянет их обнять.

Неужели отцовские чувства проснулись? Приехал ты Бодя…

- Может, лучше на рынок. Там все гораздо дешевле, - предлагает Катя.

- Нет. Пойдем в другой магазин.

Еще не хватало, чтоб мои дети не пойми в чем ходили!

«Мои»… вот это я загнул.

Во втором магазине все идет довольно бодренько. Продавец милая женщина лет пятидесяти. Сразу же начинает советовать, предлагать. Дети вовлекаются в процесс. Смеются, дурачатся.

А я стою в стороне как истукан. И все перед глазами картинки их, так называемого, детства.

Поисками Лизы надо конкретно заняться. Посмотреть ей в глаза хочу… Зачем? У меня нет точного ответа на этот вопрос.

Ловлю взгляд продавца-консультанта. Смотрит на детей сочувствующе, на меня осуждающе. Тут даже поспорить не могу. У какого нормально отца дети в таком состоянии будут?