Ладно, юной девушке простительно поддаться печали и начать выливать все, что приходит в голову. Но потворствовать ее слабости нельзя. Дракон устало прикрыл глаза и возразил:

– Мирта, тебе просто нужно это принять. Тело Аленсы уже отправили в баронство Зейман, но утром я сам поеду туда же. Я должен лично объясниться с горюющими родителями. Вспомни, что не только ты той ночью потеряла близкого человека.

Арья удивленно уточнила:

– Возьмешь вину на себя?

– Разумеется, – сухо ответил Грант, не глядя на невесту. – И все обязаны прикусить языки, включая тебя. Я убил Аленсу – и все вынуждены будут этот факт принять, даже у короля не возникнет сомнений в моем праве. Но если кто-то узнает, что на самом деле баронесса Зейман умерла от твоей руки, то тебе придется отвечать по закону. А при твоей репутации вряд ли кто-то захочет проявить сострадание.

Арья долго смотрела на его профиль, но потом медленно кивнула. Решение единственно верное, Грант в нем и не сомневался. И ведь нет большой разницы, кто из них ударил первым. Когда демоница увидела, как обезумевшая женщина продолжает втыкать кинжал в уже бездыханное тело, она ни мгновения не мешкала. И если бы этого не сделала Арья, то Аленсу прикончил бы Грант – он не смог бы жить с мыслью, что убийца его Элеи все еще дышит. А закон Олагонии допускает такую расправу, никто не посмеет осудить. К сожалению, горе отца и матери не утихнет, но и это теперь уже не исправить.

Кьяр долго над чем-то размышлял, а потом встал со своего стула, на котором недвижимо провел несколько часов, и повернулся к выходу:

– Ты прав, похороны откладывать нельзя. Я не останусь на церемонию – можешь вздохнуть спокойно.

Спокойно дышать дракон пока не мог. И зачем-то спросил уже в спину противнику:

– Ты никогда этого не покажешь, но я вижу твою боль как черное облако. Кем она для тебя была?

– Солнцем, – беспечно ответил демон, не обернувшись.

Почему-то иного ответа Грант и не ждал.

В тот печальный вечер Элею Феррино, возлюбленную наложницу герцога Абеля, торжественно проводили в последний путь. Она была дикой, решительной, странной, неповторимой и яркой. Такой и останется в сердце каждого, кто был с ней знаком. Ее история закончилась на погребальном костре.

***

Моя история началась на погребальном костре. Сознание, все еще плавающее в туманном болоте, иногда то поднималось к поверхности, то опускалось на самое дно. В такие моменты я будто ловила отголоски одной из своих жизней. И в определенный миг ощутила, что внизу никакой притягивающей границы не осталось. Вряд ли я это до конца осмыслила, просто почувствовала каким-то фоном – Элеи больше нет. А может, ее никогда и не было.

Зато в этот момент моему разуму стало куда проще приближаться к другому смутному барьеру. Тоже плотному и непроницаемому, но сейчас изредка с той границы реальности я разбирала голоса:

– Жаль, конечно. Сколько она уже в этой коме лежит? Василь Петрович говорит, что с таким повреждением мозга не живут – а она вон, борется. Характер!

Другая женщина прикрикнула:

– Катетер меняй! Стоит тут рассуждает. Не каждого пациента можно спасти – и это не наше с тобой дело, но свою работу мы должны сделать. У нас тут хватает тяжелых, некогда лясы точить.

Хотелось спросить, выжил ли Никита и сколько времени прошло, однако ничего не получалось. Медсестры что-то сделали, и почти сразу я вновь погрузилась в приятную глубину. Это существование было напрочь избавлено от боли и переживаний – сладкий бесконечный сон, чаще всего лишенный даже коротких мыслей. Стоило мне начать что-то чувствовать или отчетливо осознавать, как новая доза лекарства заново возвращала меня в туман без единого порога, о который можно споткнуться.