— Объясни, пожалуйста, — еле держусь, чтобы не разреветься.

— Что именно? — он издевательски выгибает темную густую бровь, — мы с тобой договаривались, Кира. Что никакой любви и тем более отношенек мн не надо. Я уже взрослый мужик. И ты вроде была согласна.

— Была... — лепечу.

— Да. А что я услышал в субботу? Что ты меня любишь? Мне это не нужно. И я четко дал тебе это понять. Я уже нажрался этой хуйни в браке полной ложкой.

— Но...

— Что? У нас было бы всё по-другому? — он жестоко улыбается.

Да! Было бы! Но я молчу, лишь кусаю губы. Жалкая.

— Вот именно. Ты бы засела дома и начала меня пилить. А потом детей требовать. Ты же у нас девочка-ромашка из провинции.

Каждое слово бьет хлеще пощечины. Но я терплю. Хотя хочу броситься на этого огромного мужчину и колотить руками по его груди, пока там не забьется сердце. Не верю!

— Хочешь верного мужа, детей полный дом. Так? Я не создан для семьи. Мы трахались, Кира. И прекрасно трахались, пока ты всё не испортила.

— Я? — восклицаю, — это я виновата?!

— А кто? — он щурится.

— Ты!

— Я что-то тебе обещал? Верность? Любовь до гроба? Детей?

Продолжает хлестать меня по щекам жестокими словами.

— Нет.

— Вот и ответ. Ты придумала то, чего нет. А жаль. Ты очень нравилась мне, Кира. Я даже уговорил Раенского взять тебя на работу. Он ведь другую девчонку хотел нанять. Но я за тебя попросил. Чтобы потом познакомиться поближе.

Что?! Мне хотели отказать? Но Артур... боже! Как унизительно! Я буквально слышу звон. Как моё сердце бьется на осколки. Вся жизнь, словно одно большое зеркало. И оно сейчас рухнуло на каменный пол...

— Значит, между нами всё кончено?

Ну почему я так унижаюсь? Ответ же очевиден!

— Я всё объяснил, — отрезает Артур, затем разворачивается и идет прочь, — надеюсь, все бумаги к встрече с австрийцами готовы?

— Да...

Проклинаю себя за то, какая я сейчас. Жалкая. Слабая. Зависимая. Выхожу, чувствуя внутри нарастающий холод. Я словно заморожена. И сердце будто бы и не бьется вовсе.

Бросил...

Даже не так. Усмехаюсь. Он даже не сказал мне это в глаза. Дал понять. Словно тень, иду обратно в кабинет. Сажусь. Смотрю перед собой. Плевать мне на этих австрийцев. На работу. Всё вдруг перестало иметь смысл.

Я медленно умираю. Не физически. Душевно. Кровь хлещет из ран, которые нанес некогда любимый человек. Меня вызывает к себе начальник.

Видя моё лицо, вздыхает.

— Вы знали, чем они там занимались? — не узнаю собственный голос.

Он глухой, чужой, прозрачный. Это не я. Как же больно! Заморозка течет по телу, позволяя мне делать легкие короткие вдохи.

— Да. Прости, Кира. Я виноват перед тобой.

— Не вы должны извиняться, Игорь Олегович. Но я... — всхлипываю, — я не знаю, как смогу здесь работать. Простите...

— Ты увольняешься? — с каким-то обреченным пониманием спрашивает босс.

— Да.

— Может, подумаешь? Я дам тебе отпуск. Две, три недели. Сколько нужно. Не хочу терять тебя, Кира.

— Скажите... А правда, что это Артур... Сергеевич посоветовал вам взять меня на работу?

Игорь Олегович вздыхает.

— Было такое. Но ты совсем без опыта пришла. Я сомневался.

— Ясно.

— Это он тебе рассказал? — вздыхает.

— Да. Я согласна на отпуск. Возьму не отгулянные три недели. Дальше посмотрим.

— Иди домой. Я с австрийцами разберусь сам.

— Спасибо.

Я не знаю, что мне делать. Улыбаться нет сил. Плакать, как ни странно, тоже не могу. Пустота, терзающая моё сердце, сводит с ума. Я отчаянно хочу хоть что-нибудь почувствовать. Боль! Пусть! Ведь после неё всегда становится легче.

Как-то доползаю до квартиры. Соседка тётя Люся что-то верещит про сломанный домофон. Но от меня осталась лишь оболочка.