Алексей Суворов

Когда Антюхина заговорила о кресле, меня словно током шибануло. Я же пытался обо всем этом забыт, но у меня ни черта не выходило. Мало того, что использовал в некорректных целях фотографию вредной девчонки, так еще и усадил ее в… Вот черт... Этого просто не может быть! Теперь Мила подозревает меня, а я не могу ей открыться… Я даже не могу сказать ей, что делал перед тем, как вызвал ее в свой кабинет. Боюсь, меня не поймут. Ну почему именно Антюхина свалилась на мою голову? Ну почему эта недисциплинированная девчонка имеет надо мной такую сильную власть?..

В ее присутствии я становился податливым как пластилин, поэтому пыжился и строил из себя сердитого босса, чтобы Мила ни о чем не догадалась. Я же не мог сказать, что когда смотрю на ее короткую юбку, то думаю лишь об одном… Мне стыдно за все это, особенно перед женой, но я ничего не могу поделать. У меня сносит башню уже от одного взгляда в ее наивные и горящие жизнью глаза. А когда мне открывается вид на ее пупок, черт… Ну зачем она носит такие рубашки?.. Нужно будет запретить.

Чтобы хоть немного отплатить за напряженные дни и бессонные ночи, я решил Антюхину загонять. Пускай сидит и отрабатывает, ей ведь неплохо за это платят, а не сводит с ума мужиков... Я старался не думать о том, что Мила что-то знает. И я радовался, что она не спросила прямо, почему кресло было мокрым...

Понятно, что она рано или поздно обо всем узнает, но я бы предпочел, чтобы это случилось позже. Мне было стыдно сказать ей о своих чувствах… как и о том, зачем я так поступил и какие цели преследовал, когда затеял все это. Антюхина смотрела во время диктовки на мои губы, что страшно смущало. У меня закипала кровь, когда я видел, что она наблюдет за мной… О-о-о, хотелось сорваться с места, закрыть дверь и рассказать дерзкой милашке, а лучше показать, какие чувства она во мне пробуждает. И я бы непременно это сделал, если бы не важный входящий звонок.

***

– О да, спасибо, Господи, – довольно прошептала я, когда Алексею Николаевичу позвонили, и он от меня отстал. У меня адски болели пальцы, поэтому я старалась не упускать малейшей возможности их размять. Я все гладила свои руки и смотрела, как Алексей Суворов выводит на бумаге какие-то цифры. Я смотрела, как ходит под одеждой его подтянутое тело, как босс поджимает зовущие губы и глубоко дышит, словно пытается изо всех сил взять себя в руки.

Я рассматривала Суворова украдкой, чтобы он не заметил моего заинтересованного взгляда и не принялся терзать мне душу новыми замечаниями. Если честно, я старалась не смотреть вовсе, но у меня не получалось. Было в Суворове что-то такое… Притягательное, что ли? Ну или просто бесящее. Короче, равнодушной в присутствии Алексея Николаевича у меня быть не получалось. Хоть я и старалась. Очень!

Неожиданно мне стало зябко и как-то… страшновато, ага, и только после того, как я пришла в себя, обнаружила, что смотрю боссу прямо в глаза. Упс. Не совсем похоже на взгляд из-под ресниц, которым я одаривала занятого Суворова несколько минут назад. У меня мурашки по спине забегали, когда я увидела, как он изучает меня – словно собрался наброситься и... Хех.

Придумать, что хочет сделать со мной Алексей Николаевич, я так и не успела… Стоило боссу положить трубку, как он пошел в наступление. Похоже, я немыслимо сильно его бесила, и он собирался вступить со мной в схватку. Жаль, что я сейчас не имела сил защищаться – только и могла, что прыгать взглядом с лихорадочно блестящих глаз босса на его чувственные губы.