– Что желаете, Сергей Никифорович?

– Запомни этих господ и никогда ни в чем им не отказывай…

– Ясно. На «верочку»[5] давать?

– Само собой разумеется…

– Что ты имела в виду под словом «давать»? – спросил Мищук.

– Не то, что вы! – фыркнула Оксана.

– Смотри: выражайся убедительно, а то мы с Пашей не так истолкуем, затащим тебя в сауну и…

– Я нэ по цьому![6]

– Поживем – увидим… Неси быстрей наши чебуреки… А ты, Никифорович, топи потихоньку баньку… Мы с товарищем майором сегодня надолго!

Глава 4. Алиби

В городской больнице было холодно и неуютно. А в палате для ветеранов Великой Отечественной войны, где отлеживался прооперированный Рубенс, вовсю работал кондиционер. Сам Петро Фоменко, лежа на спине, мирно посапывал под белоснежной простыней. На его холеном лице Брагин не заметил никаких симптомов тяжелого недуга, хотя медики в один голос утверждали: приступ аппендицита был самым что ни на есть настоящим, если бы не экстренное хирургическое вмешательство – у пациента непременно развился бы перитонит, и тогда его вряд ли удалось бы спасти.

Зная о коррумпированности медперсонала, контрразведчик на всякий случай резко сдернул простыню. На животе Рубенса красовалась окровавленная марлевая повязка.

Конечно же Петр сразу проснулся. Его глаза наполнились неподдельным ужасом.

«Черт возьми, я же в штатском, он может подумать все, что угодно… – смекнул Брагин. – Ну да и бог с ним, пусть хоть раз почувствует себя жертвой, а не палачом!»

– Нет, не надо… – забился в истерике Фоменко.

– Ты думал, что имеешь алиби, – решил подыграть паникеру капитан. – Отправил шефа на тот свет и тихо радуешься? А он не сразу умер и успел шепнуть имя предателя…

Брагин издевательски ухмыльнулся и выложил на тумбочку табельный пистолет.

– Я… Я ничего не знаю, – задрожал Рубенс.

– Почему тогда ни разу не нажал на клаксон?

– Сигнал, что ли?

– Вот именно…

– Как не нажимал?

– А если нажимал, почему не взлетел в воздух вместе с шефом?

– Вы хотите сказать, что кнопка, приводящая в действие взрывное устройство, находилась…

– Вот-вот… Правильно мыслишь.

– Стоп! – радостно взвизгнул подозреваемый. – Мы сигналили, когда въезжали в ворота больницы! И ничего не случилось! Узнайте, кто тогда дежурил, и он подтвердит мои слова…

– Дай бог, чтобы все было именно так, как ты сказал, – подытожил Брагин, пряча в кобуру оружие. – Живи, беспредельщик, но знай: я тебя из-под земли достану, если выяснится, что это ты подставил моего кореша!

– Не я… Мамой клянусь!

Глава 5. Черная метка

Бабака нашли повешенным в собственной квартире. Следов насилия «обнаружить не удалось», хотя они лежали, как говорится, на поверхности. Гематому на запястье милицейским экспертам велели игнорировать: кому охота брать на себя очередной заведомый висяк? Еще с прошлыми не расхлебались!

Прокуратура даже не стала возбуждать уголовное дело по факту смерти. Суицид он и в Африке суицид. Совать собственную башку в петлю никому не запретишь.

Никто из доблестных чекистов в квартире свежеиспеченного «жмурика» не появлялся. Карпов прекрасно понимал, что проявлять чрезмерное усердие в этом деле небезопасно, а Мищук через знакомых милицейских криминалистов и так досконально знал обо всех деталях чрезвычайного происшествия. Именно он и сообщил майору о подозрительных синяках. По всему выходило: не сам Бабак залез в петлю, кто-то держал его за руки…

Тимченко ничего подозрительного в гибели ценного свидетеля не увидел, на очередном совещании он лишь выразил по этому поводу сожаление и… снова призвал подчиненных бросить все силы на поимку убийц Анатолия Чарушина. Но никто их особо не искал. Зачем тратить зря силы, если все равно будет так, как предсказал капитан Мищук, имеющий в управлении славу ясновидящего?