Джанхашар с тоской выглянул в окно – на двор, где торчал юнец в черно-синей перевязи. Ну вот, жутко даже подумать: он заставляет Спрута ждать за дверью! Надо было, конечно, сразу его принять… но никак не удается решить: как же себя с ним вести?

Во дворе к высокородному юноше подвалил десятник Аштвер, с маху хлопнул по спине. Джанхашар дернулся, будто это его шарахнули грубой лапищей. Хотел проорать скотине-десятнику, чтобы тот немедленно прекратил… а что, собственно, прекратил?

Джанхашар сдержался, вцепившись в подоконник, а юный Спрут обернулся и что-то сказал Аштверу.

Разговаривают! О Безликие, разговаривают! Причем у Аштвера рожа без тени подобострастия!

Эге, а ведь юный господин наверняка не назвался Сыном Клана, иначе беседа не шла бы так бойко. И что это может значить? Вероятно, Спрут не хочет, чтобы по городу ходили слухи о его позоре?

«Да провалитесь вы оба в трясину, и дядюшка, и племянничек! – взвыл про себя Джанхашар. – Вместе с вашими дурацкими играми! Вы сегодня побранились – завтра помирились, а я виноватым окажусь, да? Молодой господин не забудет, как я ему жизнь отравлял!»

Ну, нет! Джанхашар не станет изводить юного господина. Наоборот, пылинки с него сдувать будет. И по возможности оградит от тягот и опасностей службы. Упаси Безликие, если потомка Первого Спрута зарежут в портовой драке! Да что там зарежут – хотя бы ранят! В Хранителе наверняка взыграют родственные чувства, он начальника стражи наизнанку вывернет и в бантик завяжет…

Дверь отворилась, через порог шагнул окаянный юнец, из-за которого Джанхашар уже пережил уйму неприятных мгновений, а в будущем наверняка переживет еще больше.

Молчание затянулось: разговор положено начинать тому, кто знатнее, а проклятый Спрут явно уступал эту честь своему командиру.

Наконец юноша сообразил, что Джанхашар этак будет молчать до глубокой старости, и с легким поклоном поприветствовал начальника.

– Рад видеть нового стражника! – с облегчением отозвался тот. – Рвемся послужить родному городу, не так ли? Похвально, весьма похвально…

Джанхашар сам почувствовал, как фальшивы эти добродушно-отеческие нотки в голосе, и резко остановился. Чуть помолчал и продолжил более сдержанно:

– Зачисление в стражу, можно считать, уже состоялось. Когда моему господину угодно будет приступить к работе?

Высокородный негодяй бодро изъявил готовность приступить к работе прямо с этого мгновения. Интересно, его дядя запихнул в стражу, чтобы проучить за что-то? Или сам прискакал сюда в поисках приключений и назло родне? Должно быть, сам: вон какие глаза веселые…

Чтоб его демоны съели! Теперь придется измышлять для знатного юнца задания, чтоб не запачкал свои ручки и не попортил ненароком себе шкурку. Одна надежда – долго это цирковое представление продолжаться не будет. Кому-нибудь оно скоро надоест – Хранителю или мальчишке. Надо тянуть время…

Слова «цирковое представление» навели Джанхашара на удачную мысль.

– Я решу, в какой десяток зачислить молодого господина, а пока он может заняться первым… э-э… поручением. За Ракушечной площадью есть старые конюшни. Они пустуют, владелец сдает их разным бродячим балаганам. Сейчас там разместился цирк. Приехал вчера вечером, выступать без разрешения стражи не может. Положенные деньги они заплатили, но нужно сходить и проверить: всё ли в порядке, не досаждают ли циркачи горожанам, не нарушают ли аршмирских порядков…

Во дворе довольного, веселого Ларша остановил десятник:

– Наш Могучий Бык тебя в какой десяток запихал?

– Изволит думать. А пока велел мне идти за Ракушечную площадь. Там цирк приехал, так мне велено было приглядеть, чтоб с циркачами не было хлопот.