– Марина… Марина Голованова. Я студентка. То есть только что поступила. Вот, подрабатываю. А что случилось? Меня стукнули по голове? Это вы? А зачем? Ой, как больно! – она дотронулась до своего лба.

Беркутов знал – она еще долго будет говорить вот так, без умолку. На войне он такое встречал у молодых солдат, впервые попавших под обстрел.

– Успокойся. Все закончилось. Пойдем, – он приобнял ее за плечи и, обходя лежащих на полу людей, повел к выходу. – Не смотри по сторонам. Просто иди вперед.

Но девушка вдруг остановилась и стала заваливаться назад на Егора. Он подхватил ее на руки и понес, мельком отметив, что весу в ней никак не больше сорока пяти килограммов. Тут он увидел камеру, нацеленную прямо на него. «Налетели уже…» Он вспомнил, что видел парня с камерой в тоннеле еще до взрыва, – стоя на ступенях спуска в метро, тот снимал людской поток.

На площадке перед входом в метро стояли машины «Скорой помощи» и милиции. Беркутов прямиком направился к ним. Передав девушку фельдшеру, огляделся и, заметив знакомого опера из райотдела, подошел к нему.

– Привет, Егор! Видал, что происходит?

– Я сам оттуда, – Беркутов показал ему ладони в порезах. – Где начальство?

– Внизу.

– Хорошо. Я в больницу с девушкой мотнусь и потом обратно.

– Всех в Семашко направляют. А кто она тебе?

– Да никто! Промоутер, стояла прямо напротив взорванного магазина. Свидетель она, видела того парня. Я тоже видел, но подошел позже. Похоже, он давно отирался у входа.

Беркутов вернулся к машине неотложки.

– Ну как она? Держится? – Беркутов показал фельдшеру служебное удостоверение.

– Да, вполне. Вы ее знаете?

– Нет. Девушка рядом с местом взрыва рекламировала товар. Марина Голованова, студентка, но больше ничего не знаю. Она ценный свидетель.

– Поедете с нами? Она просится в Первую городскую. Говорит, там главврачом друг ее матери.

– Ну, так везите. У нее ничего серьезного?

– Снимки все равно нужно сделать. Гематома на голове.

– Хорошо, поехали.

Беркутов огляделся. Территория у входа в метро была оцеплена. Цепочка неотложек вытянулась вдоль улицы. Из подъехавших пожарных машин тянули шланги. Со всех сторон слышались отрывистые команды. «Вот тебе и фильм-катастрофа. В тихом добром провинциальном городе…» – Егор вслед за фельдшером полез в машину.

Марина открыла глаза и посмотрела на Беркутова. «Стрижка, какая была у папы», – мелькнула быстрая мысль. Она перевела взгляд на повязку на руке, вспомнила сразу, что произошло, и запоздало испугалась.

– Очнулась? Лежи, не вставай, голова может закружиться. – Беркутов придержал ее, готовую вскочить с кровати, за плечи.

– А рука?

– Красиво заштопали, если ты об этом.

– Шутите?

– Вполне серьезно. Звездочкой. Ты мне лучше скажи, как твоим родителям сообщить, что ты в больнице?

– Мама на даче. Можно позвонить на мобильный. – Марина вопросительно посмотрела на Беркутова: – А где мой телефон?

– Там остался, видимо, – пожал он плечами.

– Последний подарок папы, – глаза наполнились слезами.

Беркутов растерялся. Последний… Родители в разводе? Так переживает?

– Позвони с моего. Будет еще у тебя телефон, не плачь.

– Вы не понимаете! – она потянулась здоровой рукой за его трубкой. Неловко тыча одним пальцем в кнопки, набрала номер.

– Отключен. Или недоступен. Сейчас тетя Ляля подъедет…

– Кто у нас тетя Ляля?

– Мамина сестра.

– Почему ты сюда попросилась? У тебя врач знакомый работает здесь?

– Да, главврач Владимир Сергеевич Березин – мамин и тети-Лялин друг. Он уже разговаривал со мной и тете Ляле позвонил. Маме тоже не дозвонился.