– Ладно! – засмеялась я.

Отчего-то Маришины слова мне не показались сегодня обидными. Гораздо обиднее знать, что ты совсем не нужна своей матери, нисколечки, ни капельки. Годы идут, теперь меня это мучает гораздо меньше. Я Марише говорю, что я простила маму, и иногда мне самой так кажется. И мне так часто снится, что мы едем к маме. Или я открываю дверь, а она стоит – молодая, смеющаяся, она всегда смеялась, даже когда ей было грустно. У нее был такой замечательный способ встречать все беды – смехом. У меня так никогда не получается. Я никну. Мариша идет в бой. А наша мама только смеялась. Я знаю, что живу с детской обидой на мать, и это определяет многие мои поступки. Увы, тот психолог, который должен мне это объяснить, – это сама я. Конечно, когда она уехала, мы были уже не совсем детьми, но обида эта – не взрослая, обида детская. Взрослый человек поймет другого взрослого, если он хочет жить как-то по-другому, и для этого ему нужно уехать и жить в другом месте. А ребенок не поймет. Будет плакать и звать обратно. Я, конечно, была уже не совсем ребенком, хотя бы по паспорту, и маму не звала, тем более, что и не знала, куда ей писать. Просто это был шок, который не быстро прошел. И вот теперь она объявилась. Да, больше всего я хотела бы с ней поговорить. Спросить ее о многом.

– Чаю налей. – Мариша подошла к окну. – Да, хорошо у тебя здесь, тихо. Отлично выбрали квартиру. Иногда я думаю – брошу всё и приеду жить к Лёльке.

– Бросай.

– Не могу. Заскучаю. Видела мою новую машину?

– Ты сама за рулем сегодня?

– Да. Ты ж знаешь – люблю погонять. Отдыхаю так. Машина – зверь. Послушная, ловкая.

Я тоже подошла к окну.

– Какая твоя?

– Желтая.

Я посмотрела на сестру.

– Ты издеваешься? Зачем тебе такая машина?

– Хочу. Могу себя побаловать.

– Куда ты дела старую?

– Никуда, стоит во дворе.

Я пожала плечами. Наверное, моя сестра может себя баловать. Наверное, заслужила это право. Она занимается важным и хорошим делом – развивает и сохраняет культуру в национальной республике.

– Ты начала учить язык, кстати?

– Ага. Выучила «привет», «сколько» и «пока». Еще умею считать – «один», «два», «много». Мне хватает.

Марина сама поставила чай, заварила, быстро выпила его и пошла в прихожую.

– Обиделась на что-то? – спросила я, не рассчитывая на честный ответ.

– Нет, Лёль, просто больше нет времени.

– Ты ехала почти двести километров, чтобы выпить чашку чая и уехать?

– Хотела с тобой повидаться. Зверею, становлюсь роботом. Когда вижу тебя, чувствую, что я еще живая. Ты меня бесишь. Значит, я не робот.

– Или тебе такое обновление поставили. Ладно. – Я обняла сестру. – Приезжай почаще.

Мариша развела руками.

– Как? Вот брошу всё, приеду насовсем, буду тебя воспитывать.

Женщина прошла через кабинет, села передо мной, взглянула на меня и отвернулась.

– Сама не знаю, зачем я пришла.

Я хотела сказать, что так говорят многие, кто приходит ко мне на прием. Но что-то удержало меня от этих слов. Иногда я решаю – заведу в кабинете чай для посетителей. Но не завожу. Мне нужна дистанция, и им тоже, как ни странно.

Я молча ждала, пока она начнет говорить. Ведь, в конце концов, это ее решение – рассказать постороннему человеку о себе. Заставлю, спровоцирую на откровенность – изменю ее решение. А вправе ли я?

– Не вижу больше смысла в жизни.

– У вас что-то произошло?

– Нет. Сын вырос. Я больше ему не нужна. А я жила только тем, что растила его. Наверное, это было неправильно. Но сейчас это не изменишь.

– Он уехал?

– Нет. Просто живет отдельно, в нашем городе. Ко мне иногда приезжает. Он чужой и взрослый. У него девушка, которая мне не нравится.