– Я не посещаю тренажерные залы и не накачиваю фигуру, чтобы поражать девушек, – не принял моей шутливой подачи он и даже где-то отчитал: – Бегаю каждое утро, занимаюсь на турнике, отжимаюсь и хожу в бассейн три раза в неделю, а все остальное – просто хорошая генетика, и не более.

А я вдруг совершенно непроизвольно разулыбалась, словно он мне самый желанный подарок в жизни преподнес или одарил всеми бриллиантами мира. Хорошая генетика – это знаете как здорово! Это просто замечательно!

– Что вы улыбаетесь? – буркнул недовольно господин Берестов.

– Вспомнила, как вы усердно вытирали голову и что-то напевали, по-моему, «Rammstein», – бухнула я, прежде чем успела сообразить, что неосторожно напоминаю о неприятном для него моменте.

– А вы знакомы с творчеством «Rammstein»? – необычайно удивился он, даже брови приподнял.

– Знакома, – скромненько призналась я и вторично призвала к замирению посредством юмора: – Ну, согласитесь, ситуация была скорее комичная, чем трагичная, и я в ней более пострадавшая сторона по сравнению с вами. Потому что мне было ужасно неудобно.

– И поэтому вы на меня пялились и совершенно бесстыдным образом разглядывали? – позволил-таки себе легкий намек на улыбку Сергей Константинович.

– Это от неожиданности, – быстренько оправдалась я.

– Слушайте, вы мне все время кого-то напоминаете, – вдруг огорошил он неожиданным заявлением. – Кого-то очень знакомого, никак не могу сообразить. Может, вашу маму или сестру?

Меня он не узнал, это абсолютно сто процентов, да и не мог бы. Я очень сильно изменилась с того времени, когда мы виделись последний раз, приблизительно как гусеница в бабочку, а моего полного имени он никогда не знал. Но даже намек, тень подозрения, что господин Берестов мог бы меня узнать, резко испортили мое настроение и крайне неприятно насторожили.

– У меня нет сестры, а мама моя, уверяю вас, точно с вами не знакома, – довольно холодно ответила я.

– Я здесь! – прокричал от будки охранник.

И я, радуясь ему, как родному, за своевременное вмешательство в наш разговор, поспешила ретироваться в свою машину, не забыв про политес:

– Всего доброго, Сергей Константинович, – чуть склонив головушку свою, замученную сегодняшними событиями, пожелала я.

– И вам того же, – хмыкнул он и напомнил: – А кляузу я таки настрочу вашему начальству, хоть вы и пытались тут всячески льстить моему мужскому тщеславию.

– Пишите, – пожала плечиками я, садясь в машину.

Когда мы выехали с проселочной дороги на шоссе, он обогнал мою машину и, на прощание мигнув аварийкой, прибавил скорости и умчался вперед. А я внезапно почувствовала такую вселенскую усталость, как будто вагон картошки одна разгрузила.

Навалились разом все посттравматические реакции, и умученные нервы сдались, да так, что свинцово налились руки-ноги. Пришлось съезжать на обочину, чтобы немного переждать, пережить это состояние.

Нет, работать я сегодня больше не смогу, факт.

Посидев пару минут и немного расслабившись, насколько позволяли условия – в машине, на обочине шоссе, – я набрала Олега и перенесла все текущие дела и встречи на завтра, на послеобеденное время, хорошо хоть у меня никаких судебных заседаний на этой неделе нет.

Да, еще одно неотложное дело. И я набрала Игоря. Сил не наскреблось даже на то, чтобы поругаться от души или хотя бы наехать праведным гневом, пришлось ограничиться изложением фактов, не окрашивая речь эмоциями.

– Я ее уволю с волчьим билетом! На хрен! – взорвался Игорь, возмущенный до предела.

– Это ты сам со своими девицами разбирайся: на хрен там или еще куда, но если информация о подобном нашем проколе просочится, сам понимаешь, приятного мало, замнем, конечно, но осадочек-то останется… – устало, пустым голосом напомнила я о возможных последствиях.